Лёд (СИ)

— Жаль, что Феанаро не предупредил Ольвэ о походе, — задумчиво произнес Ниэллин. — Знать бы, что мореходы решат сейчас.

— Да ладно, брось! — заявил Алассарэ беззаботно. — С чего бы они отказали нам? Разве что подождать придется…

Он огляделся и указал на просторную поляну среди сосен, чуть в стороне от дороги:

— Пойдемте-ка, передохнем. Стоит ли без толку топтаться на обочине?

Мы согласились охотно. Отдых был кстати: от Тириона до Альквалондэ путь неблизкий, а мы шли быстро и почти без остановок. Я с облегчением сбросила с плеч сумку, лук в чехле, колчан и пристроила их у камня, друзья мои поступили так же. Мы расселись под сосной, съели по лембасу, пустили по кругу флягу с питьем — его приготовила моя матушка… Потом Ниэллин достал котелок и отправился к реке, что протекала неподалеку. Тиндал собирал хворост для костра, Алассарэ принялся бренчать на лютне… Я же быстро соскучилась сидеть без дела. Мы так спешили уйти из Тириона, а теперь зря теряем время!

— Схожу-ка в город, — объявила я, вставая. — Арквенэн, ты со мной?

Подруга уже успела придремать, удобно устроившись на нашей поклаже.

— Нет, я лучше тут побуду, — сонно пробормотала она, — что-то я устала… Без нас не уплывут.

Хотела бы я быть уверенной в этом! Подойдя к воротам, я обнаружила, что толпа заметно поредела: оба старших Дома вошли в Альквалондэ. Правда, женщины большей частью остались ждать здесь, в сосновом бору, и с ними было немало детей. Не только Ингор и Айвенэн предпочли подвергнуть малышей тяготам похода, чем надолго расстаться с ними. Но я не увидела ни Сулиэль и Соронвэ, ни их родителей. Наверное, они не отстали от Феанаро и были уже в городе.

Я торопливо шла вниз по мощеным мрамором пустынным улицам. Редкие прохожие-тэлери тоже спешили в Гавань, откуда доносился шум многих голосов. Может, Феанаро сказал речь к мореходам, и теперь они обсуждают ее? Или это шумит наш народ — делит место на кораблях?

Чем ближе подходила я к Гавани, тем меньше мне нравился шум. Он усилился, в нем слышны стали крики — не одобрительные и радостные, а сердитые, полные гнева и… боли?

Что там происходит?! Если Айвенэн там — как она управится с детьми?

Охваченная беспокойством, я пошла быстрее, затем побежала. Теперь в придачу к крикам я слышала звон и скрежет железа, щелчки тетивы... Стремглав я выскочила на площадь Гавани, залитую нежным сиянием светилен, пробежала по ней несколько шагов… а потом поняла, что вижу перед собою, и ноги мои приросли к земле.

Нолдор и тэлери смешались в кипящую, кишащую толпу. Стоял ор и железный лязг — в свирепой драке эльдар бились друг с другом на мечах и ножах. Щелкнула тетива, мимо свистнула стрела, потом другая…

Я оцепенела, не в силах двинуться с места. Не в силах осознать, что творится вокруг.

Это нельзя было описать словами. В нашем языке еще не было таких слов. Не было слов для воплей боли и ярости, для искаженных, изуродованных злобой и страданием лиц, для звука, с которым стрела втыкается в живую плоть или кости дробятся под ударом меча. Не было слов для тысячеголового, тысячерукого чудища, в которое обратилось мирное собрание. Толпа шевелилась, извергала из себя дерущихся — одни падали на мраморные плиты и лежали неподвижно, другие бежали прочь или сцеплялись друг с другом, а то и бросались обратно в гущу схватки.

Битва расползалась. Уже дрались у оснований светилен, на ступенях ближайших домов, под аркой резного камня, отмечавшей вход на пристани... Даже на самой арке сошлись в жутком танце поединщики.

Кто начал первым? Не разобрать… Нолдор и мореходы сражались с равной злостью. Но у наших были длинные мечи, а у тэлери — лишь ножи, да и в ловкости они уступали нашим. Их теснили к пристаням, хотя и на площади тут и там вспыхивали схватки.

Вот какой-то нолдо рухнул, сраженный стрелой! Вот морехода насквозь пронзил меч! Рядом послышался топот. Ко мне неслись двое. Один обернулся, вскинув нож, другой взмахнул длинным клинком... И вот уже тэлеро лежит у моих ног, кровь потоком хлещет из разрубленной груди и пузырится у него на губах.

Тщетно старалась я зажать рану. Жгучие струи текли сквозь пальцы, а он смотрел на меня широко раскрытыми, очень светлыми — будто светящимися — глазами. Губы его шевельнулись…

— Ненавижу… будьте вы… прокляты… — прохрипел он сквозь кровавые пузыри.

Взгляд его совсем остекленел, а горячий ручей под моими руками иссяк.

Он был мертв.

Проклята. Я теперь проклята. Для этого у меня тоже не было ни слов, ни мыслей. Я так и сидела рядом с мертвым. Я бы спрятала лицо в ладонях, но они были в крови. Поэтому я просто закрыла глаза. Теперь я не видела страшной бойни, однако все еще слышала ее. Мне бы провалиться сквозь землю. Перестать жить. Перестать быть. Хотя бы лишиться чувств.