Лёд (СИ)

Что оставалось делать? Я бросилась к своей сумке, нашарила в ней шкатулку с ножницами, нитками и иголками — матушка положила мне их, чтобы чинить одежду, — и вернулась. Ниэллин снова прижимал к груди раненого промокшую тряпку. Фонарь в руке Алассарэ дрожал все сильнее, свет метался и мигал.

— Да что ты, в самом деле! — воскликнула с досадой Арквенэн и выхватила у приятеля фонарь. — Давай, Тинвэ!

Стиснув зубы, я занесла иглу с нитью — Тиндал весь сжался и дернулся в сторону.

— Я ничего не смогу, если он не будет лежать смирно!

— Погоди, я попробую, — пробормотал Ниэллин. — Спокойно…

Он уселся, скрестив ноги, у головы Тиндала, положил ладони ему на виски и принялся тихонько что-то напевать. Тиндал расслабился, глаза его закрылись…

Я отважилась коснуться его иглой — он не шелохнулся. Тогда я принялась шить.

Игла скоро сделалась скользкой от крови, но я мертвой хваткой вцепилась в нее, втыкала, протаскивала нить, завязывала. Алассаре — он все же превозмог себя — обрезал нить ножницами. Казалось, это будет длиться бесконечно... Но вот я сделала последний стежок и снова взглянула на Тиндала. Он спал. Края длинной раны теперь сошлись, и кровь едва сочилась между ними.

— Все? — сдавленно прошептал Ниэллин и отнял руки от висков спящего. — Ох… больно-то как.

Лицо у него осунулось и покрылось потом, как будто я мучила его, а не брата.

— Ты что, чувствовал боль Тиндала?!

— Наверное… Сам не знаю, как так вышло? Я только хотел усыпить его, заставить забыть о ране… это все осанвэ, — сказал Ниэллин чуть тверже. — Ничего. Все уже прошло. Я-то помнил, что на самом деле цел.

Он глубоко вздохнул и потер грудь. Наверное, будь он опытным целителем, такого бы не случилось… Но он сумел помочь моему брату. Мы перевязали Тиндала чистым полотном, укрыли вторым плащом — он так и не проснулся.

— Пусть отлежится, — сказал Ниэллин. — Торопиться теперь некуда.

И правда, торопиться было некуда. Даже захоти Феанаро взять нас на корабли, они все равно не пристали бы к берегу в такую погоду. Ветер налетал порывами, завывал и свистел в скалах, раскачивал сосны так, что они скрипели и трещали и, казалось, вот-вот повалятся прямо на нас. Грохот прибоя мешался с громом, а мрак разгоняли только вспышки молний. Сейчас разразится ливень… А нам даже негде укрыться.

Мало кто взял с собой палатки или шатры — мы не рассчитывали на долгий пеший поход. Те, что были, заняли матери с детьми. Раньше нам, конечно же, дали бы кров жители Альквалондэ… Но теперь об этом не могло быть и речи.

Алассарэ пошел на край поляны и крикнул оттуда, подзывая Ниэллина: он нашел нависающую скалу, под которой можно было поставить шалаш. Арквенэн сидела рядом с Тиндалом, не сводя глаз с его бледного лица, и не замечала непогоды. Только сейчас она напугалась по-настоящему.

Я подобрала с земли окровавленную рубаху. Ее следовало выстирать и зачинить. Хорошо, что Ниэллин догадался не рвать ее на куски. Неизвестно, когда бы удалось раздобыть новую…

Мысли эти были неуместны. Но они, словно щитом, ограждали мой разум от настоящего понимания, настоящего ужаса и горя, усыпляли его, как Ниэллин усыпил Тиндала.

Сгибаясь под порывами ветра, я снова спустилась к реке. Под высоким берегом было чуть тише. Я опять присела над быстрым потоком и опять замутила его кровью. Я полоскала и терла рубаху так тщательно, как будто от этого зависела моя жизнь. Руки у меня заледенели, капли дождя падали на спину и шлепали по воде, а я все никак не могла оторваться от своего дела. Я не думала ни о чем и слушала только шум бури… пока сквозь него не прорвался отчаянный вопль:

— Т-и-и-н-вэ-э-э!!! Тинвиэ-э-э-ль!!!

Я откликнулась. С берега сбежал Ниэллин с фонарем в руке. Вид у него был такой, что я вскочила:

— Что с Тиндалом?!

— Ничего… Но… я волновался. Ты куда-то пропала и не отвечаешь… Тинвэ, больше не пугай меня так, ладно?

Лицо его постепенно обрело обычное спокойное выражение. Поставив фонарь на землю, он забрал у меня из рук рубаху, выжал ее и сказал:

— Пойдем. Не надо мокнуть, обсушиться-то будет негде.

Я стояла не шевелясь. Он заглянул мне в глаза и, взяв меня за руку, ласково повторил:

— Пойдем, Тинвиэль. Пожалуйста.

От его взгляда и голоса во мне словно обрушилась стена — и слезы хлынули неудержимо. Разрыдавшись, я уткнулась лицом в его куртку, а он осторожно приобнял меня, пытаясь прикрыть от ветра и дождя.

— Ни… Ни… эллин… По…чему так… вышло?.. Мы… мы ведь… не хотели… плохого…

— Не знаю, Тинвэ. Не знаю… Твоей вины в этом точно нет. Не плачь — довольно нам воды с неба.

Ливень усилился. Тугие струи хлестали нас, с волос у меня текло, платье промокло насквозь. Мне было все равно, но Ниэллин не заслуживал того, чтобы мерзнуть и мокнуть из-за меня.

Я заставила себя оторваться от него. Он помог мне влезть на скользкий речной откос. Отворачиваясь от дождя, мы добрели до шалаша из прислоненных к скале жердей и веток, на которые были накинуты наши плащи. Места внутри хватило, чтобы уложить Тиндала; остальные уселись под скальной стенкой, тесно прижавшись друг к другу.