Лёд (СИ)

Еще через несколько шагов началась лестница вниз, крутая и длинная, и мне стало не до размышлений: меня вдруг сковала внезапная боязнь высоты. Это было странно и жутко, я ведь всегда любила горы, да и на лестнице мне был знаком каждый камень — прежде, при Свете, я поднималась и спускалась по ней бессчетное число раз! Но сейчас руки мои заледенели от страха, ноги точно одеревенели, и я никак не могла заставить себя сделать первый шаг. Хотелось взглянуть на звезды, приободриться, но невозможно было отвести глаз от земли — мне казалось, что я тут же рухну вниз и расшибусь.

Матушка заметила мою слабость и с неожиданной твердостью поддержала меня под руку:

— Не пугайся, Тинвэ, дитя мое, это лишь наваждение мрака…

Дергано, как игрушка на нитках, я переставила одну ногу, потом другую… Дальше дело пошло проще: рядом с матушкой боязнь постепенно отпустила, и я вновь обрела утраченную было ловкость. И все же спуск показался мне бесконечно долгим, к концу его от напряжения я вся дрожала.

Не только меня настигла внезапная немощь: многих женщин поддерживали мужья и братья, а некоторых так вовсе пришлось снести на руках. А нам еще предстояло пройти изрядный путь по равнине и взойти на Туну к вратам нашего города…

Едва поднимая ноги, привалившись друг к другу, мы с Арквенэн брели по дороге в толпе изнуренных сородичей. Судя по вздохам вокруг, другим приходилось не легче. От усталости я забыла бояться и все глубже погружалась в тоскливое безразличие.

Вдруг слуха моего коснулось пение, да какое! Кто-то на два голоса выводил песенку-потешку про улитку — о том, как тяжело ей, бедной, тащить свой домик вверх по стеблю травы.

Я обернулась — ну конечно! Нас догоняли Ниэллин и Алассарэ, его сосед. Кто еще мог шутить и дурачиться посреди всеобщего уныния? Алассарэ с младенчества ни слова не вымолвил серьезно!

Вот и сейчас он вклинился между мною и Арквенэн и, обняв нас за плечи, заставил идти быстрее:

— Поторопитесь, девы, а то над вами будут смеяться и улитки — вы ползете к своим домикам медленнее, чем они ползут со своими на спине!

Арквенэн сердито фыркнула. А я пробурчала:

— Алассарэ, скажи — не из-за тебя ли эта беда? Может, ты нечаянно изрек нечто мудрое, вот мир и перевернулся вверх дном?

— Это вряд ли! Но на всякий случай я постараюсь еще поглупеть. Вдруг это поможет миру встать на место? Побуду-ка и я улиткой, — подмигнул он мне, — посмотрим, каково это — носить на себе домик? Ниэллин, помоги-ка!

Ниэллин подсадил Арквенэн на закорки приятелю, и тот размеренным, нарочито тяжелым шагом потащил ее вперед, как таскал еще в детстве. Бедняжка, она так измучилась, что даже не возразила! Я же посмотрела на Ниэллина взглядом, достойным Феанаро, и он просто предложил мне руку.

Рядом с нами послышались смешки, а кто-то пробормотал неодобрительно: «Нашли время для баловства!» Затейники добились своего: кого-то рассмешили, кого-то рассердили, но ободрили и тех, и других. Мне тоже было легче идти, опираясь на сильную руку Ниэллина.

Сначала мы шли молча. Я чувствовала, что в душе он подавлен и озабочен, хотя скрывает это. Теперь и мне хотелось как-нибудь утешить его, но я нашла только скудные слова благодарности:

— Спасибо тебе, Ниэллин. Я и правда ужасно устала.

— Всегда пожалуйста, — легко улыбнулся он. — Рад был помочь тебе, Тинвэ!

— Как думаешь, надолго ли пала тьма?

— Хотел бы я знать. Надеюсь, со временем все образуется…

Ответ стоил вопроса. Но другой надежды у нас не было.

То же самое повторила матушка, когда мы дошли наконец до дома и собрались в общей комнате.

Наш дом разительно переменился. Выстроенный руками отца, любовно украшенный руками матушки, он всегда был ласков и приветлив к нам. Теперь же он, казалось, подставлял нам порожки, ступеньки и косяки в самых неожиданных местах. Звездные лучи проникали через окна, но их не хватало, чтобы как следует осветить дальние углы и коридоры, так что там застоялся мрак. Факел наш прогорел; отец долго на ощупь перебирал склянки и фиалы в мастерской, пока не нашел, что искал: чудесный кристалл, который когда-то подарил ему Феанаро.

Не напрасно того называли величайшим мастером нолдор! Еще юношей он научился заключать в прозрачные камни толику сияния, разлитого в воздухе Благого Края, и щедро раздаривал их друзьям и знакомым. Вершины мастерства и хранимые драгоценности Феанаро, Сильмариллы, блистали светом Дерев во всей его полноте и силе. Наш же кристалл после того, как отец подышал на него и согрел в ладонях, затеплился робким золотистым отсветом Лаурелин. Его свечение не могло сравниться с сиянием Златого Древа, и все же оно разогнало мрак вокруг нас и согрело сердца.

Мы сидели втроем, соединив руки, не в силах расстаться друг с другом и с источником света. Матушка сказала, взглянув на отца:

— Не будем отчаиваться. Со временем все образуется. Так ведь, Тиринхиль?

— Да, Хельвен, — помолчав, ответил отец. — Пока мы вместе — да.