Лед твоих объятий

Настойчивый голос Грега отозвался в затылке тупой болью. Шарг. Какая еда, когда меня тошнит от малейшего движения, а от окружающих запахов дико кружится голова?

— Отстань, Грег, — простонала я.

Но Симмонс не унимался.

— Бекки, перестань капризничать. Тебе нужны силы, чтобы поправиться.

Ага. Я понимаю. Только попробуй уговорить мой проклятый желудок. Третьи сутки меня полощет так, что я уже не могу ни сидеть, ни лежать. И уж тем более, есть.

— Я сварил бульон из яртына. Он мигом поставит тебя на ноги, — оптимистично заявил друг, и я почувствовала, как моих губ коснулась деревянная ложка.

Острый аромат супа вызвал новый спазм, и я едва успела прикрыть рукой рот.

— Уйди, Грег. Я тебя прошу, оставь меня в покое. Просто дай мне умереть и не мучай больше…

— Перестань, Колючка, — в голосе друга послышалась непривычная растерянность. — Что за глупости ты несешь? Все будет хорошо. Как только ты немного поправишься, мы уедем к океану. Терей мигом вернет тебя к жизни, вот увидишь.

Я стиснула зубы. Шарг. Ненавижу слабость. Нужно попытаться встать…

— Грег, помоги мне подняться.

— Это не лучшая идея, Бекс.

— Дорг подери, ты можешь мне помочь или нет? Я не хочу больше лежать, как тряпка. Мне нужно домой. Там родители с ума сходят…

— Бекки, ты уверена, что это хорошая идея?

— О чем ты, Грег?

— Твои родители наверняка считают, что ты погибла. Думаю, они уже и церемонию прощания провели, и надгробие поставили.

— С чего ты так уверен? Нас должны искать. Пока тело пилота не найдено, он считается живым.

Друг молчал, и мне не нравилось это его молчание.

— Грег?

— Что?

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Грегори замялся.

— Грег, что происходит? Почему ты так уверен, что нас сочли погибшими?

— Я взорвал двигоры, — тихо сказал друг.

— Что? Ты с ума сошел? Зачем?

— Я не хотел, чтобы нас нашли. Не хотел, чтобы ты вернулась к мужу, — Грегори серьезно посмотрел мне в глаза и тихо сказал: — Знаешь, когда мой двиг крутило в той серой мгле, я успел попрощаться с жизнью и единственное, о чем жалел, так это о том, что упустил свой шанс. Я ведь мог тогда жениться на тебе, мы были бы вместе, и ты каждое утро улыбалась бы мне так, как только ты умеешь. И мы бы любили друг друга — неспешно, жарко, страстно. У меня перед глазами пронеслась вся та жизнь, которой мы могли бы жить, и последние мои мысли были о тебе. А потом, я очнулся и увидел… Бекс, я увидел твое лицо и понял, боги дали мне еще один шанс. Нам дали. Мы уедем, Бекс. Мы начнем все заново. Только ты и я, вдвоем, без всех этих глупых условностей, без груза прошлого. Мы будем свободны, Бекс. И ты наконец-то сможешь жить, как обычная девчонка, не оглядываясь на то, что о тебе подумают. Ты ведь так мечтала об этом, Бекс.

Я застыла. Крев сатари. К глазам подступили слезы. Бедный Грегори. Что же он натворил. Я вспомнила наш разговор в ресторане, рассуждения приятеля о моей несчастной семейной жизни и обещание меня освободить. Вспомнила пристальный взгляд, упрямо сжатые губы…

— Ты с ума сошел, Грег. Нельзя думать только о себе. А твоя семья? Ты понимаешь, каково твоей матери? Она ведь считает тебя погибшим. А мои родители? А… Кимли?

Я почувствовала, как пересохло во рту.

— А что Кимли? У него все хорошо, — презрительно хмыкнул Грегори. — Этому ледяному говнюку все равно, где ты и что с тобой. Думаешь, я ничего не знаю? Ошибаешься. Он не любит тебя, Бекки. Ты для него всего лишь обуза. Запер дома и забыл. А с тобой так нельзя… Тебя нужно любить и на руках носить, таких, как ты, больше нет, а этот урод даже не понимает, какое счастье ему привалило.

— Грег.

— Что — Грег? — взорвался Симмонс. — Можно подумать, ты ему нужна. Да, он рад, небось, что тебя больше нет в его жизни.

Раздался металлический стук и громкие ругательства. Видимо, друг в сердцах грохнул миску на стол и обжегся горячим супом.

— Я и не сомневаюсь, что Кимли счастлив, — хмыкнула я, стараясь сдержать подступающие слезы.

Почему-то слова Грега больно задели. И ведь я сама знала, что не нужна Тиану, но когда это озвучил Грегори… Внутри все сжалось, и мне захотелось громко выругаться или разбить что-нибудь. Все, что угодно, только бы выплеснуть скопившиеся в душе обиду и горечь. Забыть, хоть на миг, о боли, терзающей сердце. Избавиться от тоски, засевшей внутри, будто заноза.

— Бекки, успокойся. Плюнь ты на этого доргова засранца. Теперь мы вместе, и я никому не дам тебя в обиду.

Крепкая рука обхватила мою, и горячие губы коснулись ладони.

— Я люблю тебя, Бекс, — как безумный, шептал Симмонс. — Я на все готов, ради тебя. Верь мне, я никогда тебя не брошу и не предам.

Бедняга Грег… Он не понимает. Ничего не понимает. Это сейчас он готов на все, а пройдет время, и я стану ему в тягость. Кому нужна слепая калека?

— Грегори, послушай, ты должен отвезти меня домой, — мягко ответила я, отстраняясь от друга. — Я успокою родителей, а потом, если ты не передумаешь, мы с тобой уедем к Терею.

— И ты бросишь своего мужа? — ревниво спросил Симмонс.

Брошу? Да он сам меня бросит. Я и раньше-то не была ему нужна, а уж сейчас…