Лед твоих объятий

Тихо заплакав, леди Диана покорно пошла к эр-сату. Он видел, как поникли ее плечи, как ссутулился идущий рядом с ней муж, как плотно сжались губы вышедшего из приземлившегося двухместного эл-тона Мартина.

— Она сама виновата, — посмотрев на отца, резко сказал брат Ребекки. — Сколько раз ей говорили, что двиги — не для женщин. Так, нет же. Хотела всем доказать… — Мартин криво усмехнулся. — Доказала.

Услышав эти слова, он сжал кулаки. Как же ему хотелось дать самоуверенному щенку пощечину. Наглый, напыщенный, себялюбивый Мартин всегда вызывал в нем глухую неприязнь, а уж сейчас…

— Марти, что ты такое говоришь?

Леди Диана подняла на сына заплаканные глаза.

— Правду, мама, — жестко ответил тот. — Если бы вы обращались с Ребеккой построже и не потакали ее дурацкой прихоти, она была бы жива.

— Замолчи, — не сдержался Гринделл. — Пойдем, Ди. Тебе нужно отдохнуть.

Он наблюдал за семейной сценой издалека, не собираясь подходить к родственникам жены и пытаться разделить с ними общее горе. Знал, что его не примут. Трагедия произошедшего заставляла Гринделлов искать виноватых. Впрочем, он не сомневался, что скоро все они объединятся в одном общем чувстве — ненависти к нему. Ведь это он не оправдал ожиданий, не сумел заставить Ребекку остепениться, не ограничил ее рамками дома. И детьми не озаботился, как ожидал от него тесть, и в особняке бывал редко. Гринделл уверен, что если бы он проявил твердость и заставил Бекс стать примерной женой, та забыла бы о двигорах и посвятила себя семье. Глупая уверенность…

Он горько усмехнулся. Разве можно обуздать ветер? Разве удастся пленить неуловимый воздушный поток? Бекки никогда не стала бы домашней и покорной. Ее стихией было небо, ее сущность всегда рвалась к слиянию с двигорами, и жестоко было лишать ее полетов. Он чувствовал в ней эту тягу. Понимал. Пожалуй, где-то в глубине души даже немного завидовал. В жизни Бекс имелась страсть, которой она была беззаветно предана, и эта страсть помогала ей не чувствовать себя одинокой.

О, он многое понимал. Еще с той первой встречи, когда Ребекка предстала перед ним в образе Энн, он почувствовал, как много одиночества и боли она прячет под своей внешней бравадой. И как виртуозно прячет. Идет по жизни, смеясь и не обращая внимания на злобу и зависть. Его всегда поражало это ее умение отсекать неприятности, видеть в окружающих только хорошее, радоваться простым и привычным мелочам. Он никогда этого не умел. И его завораживал сумасшедший коктейль ее эмоций, смелости, страсти… И любви.

Кто ж знал, что страсть к небу, которую он поощрил, подарив Ребекке возможность получить лицензию, ее и убьет?

Да, Гринделлам есть, за что его ненавидеть.

Он развернулся и пошел к обрыву. На душе было пусто. Он даже боль перестал чувствовать. Как говорил вчера Лефлер, предлагая ему крепкий ракс — анестезия? Его анестезия действует безо всякой выпивки.

Легко открыв портал, он шагнул в серебристое марево и оказался в пустыне. Ему никого не хотелось видеть. Слушать сочувствующие речи, что-то отвечать, куда-то идти и создавать видимость деятельности… Глупо.

Обсуждать поминальную службу, количество приглашенных, выбирать надгробие…

Все это не имело отношения к Бекс. Его жена была слишком живой, веселой и бесшабашной, и все эти традиционные чопорные обряды — не для нее. Лучшим памятником Ребекке стал бы двиг, установленный на месте ее гибели. А лучшими поминками — веселая вечеринка, устроенная в одном из ангаров двигорщиков. Он помнил, как Бекки ненавидела сартские условности. Она всей душой восставала против догм и правил. Порывистая, смелая, счастливая… Он никогда не умел так искренне радоваться жизни. Никогда не чувствовал такой внутренней свободы. Никогда не мог быть настолько открытым и смелым. И при этом, в его жене не было ни разнузданности, ни вульгарности. Ребекка, как никто, умела ходить по грани. И лишь однажды оступилась… бросив его одного.

Он почувствовал, как сбилось дыхание, как трудно стало дышать, как подступили к глазам предательские слезы.

Унаши сатар.

Он резко поднял руки и громко выкрикнул заклинание. Пустыня ответила утробным воем, и тучи песка устремились к западу, к Черному обелиску Терроса. Буря… Он стоял среди беснующегося песчаного потока, стремясь выплеснуть все, что накопилось в душе, но боль не проходила. Ледяная глыба, застывшая на месте сердца, не исчезала.

— Бекс. Бекки. Доргова девчонка, что ты со мной сделала? — выкрикнул он, и этот крик потерялся в беснующейся буре. — Как ты посмела забрать мое сердце и уйти?

И в этот момент, он почувствовал, как в душе что-то встрепенулось. Отклик был слабым, едва ощутимым, но он был… Был.

— Ребекка Гринделл Кимли. Если ты вздумаешь меня обмануть…

Он принялся лихорадочно шептать заклинание поиска, но искра, слабо вспыхнувшая в груди, уже исчезла.

— Я все равно тебя найду, — вскинув руки, он растворился в песчаном смерче. — Найду, где бы ты ни была.

ГЛАВА 13

Я с трудом повернула голову на звук шагов.

— Давай, Бекс, нужно поесть.