Led Zeppelin. Самая полная биография

Радость от такого перелета совершенно отбила у Led Zeppelin желание играть. Слишком много нервов они потратили в воздухе. Питер Грант решил поднять им настроение, и прежде чем на спортивной арене Сан-Диего погас свет, он повел ребят в уборную, чтобы угостить их парой дорожек. Как только прозвучали первые аккорды «Rock and Roll», их сразу же подхватили крылья музыки.

Джимми пытался описать эти метаморфозы. «Это похоже на транс, в голове никаких мыслей, – объяснил он. – Ты начинаешь играть и сливаешься со всеми остальными». В этом нет ничего удивительного, скорее напоминало джазовые ансамбли, что играли со свободными аранжировками, полагаясь на синхронность и интуицию. Но это возможно лишь с музыкантами, которые находятся на одной волне. «Так много импровизации, и всякий раз, когда ты что-то играешь, эти ритмы стаккато сливаются вместе, достигая гармонии. Мы смотрели друг на друга, подмигивали и знали, что это никогда больше не повторится, но это было прекрасно».

Джон Пол согласился: «Мы не планировали соло. Мы рисковали и порой терялись, но стоило импровизации получиться, она приносила ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения», – сказал он.

Публика безошибочно чувствовала это. В Сан-Диего они отбросили все здравые мысли и отдались этому высоковольтному трансу. В мгновение ока фанаты повскакивали с мест и бросились на сцену, танцуя и толкая друг друга, как дервиши. Девушки, многие из которых были топлес, взбирались на плечи парней. То тут, то там дети падали в обморок от удушающей жары, и зрители передавали их по рукам в безопасное место у сцены.

Несмотря на истинную причину вдохновения, шоу вышло на славу, и концерт стал одним из лучших в истории группы. «В обмен на потраченные время и деньги, фанаты получили виртуозную демонстрацию хард-рока в исполнении экстраординарных мастеров. Громоподобные барабаны Джона Бонэма, молниеносная гитара Джимми Пейджа, кричащий вокал полуобнаженного Роберта Планта в лучших традициях Дженис Джоплин и уверенный бас, хоть и с зыбкими клавишами, Джона Пола Джонса», – так описывал фурор критик «The San Diego Union».

В целом, темп тура был бешеным, лихорадочным и очень неровным. Слишком много переменных влияли на результат. В один вечер Бонзо мучился с больным желудком, в другой Джимми был слишком пьян, чтобы выкладываться по полной. В Лонг-Бич, в ночь после Сан-Диего, Led Zeppelin нащупали свое дно. Несмотря на то, что группа появилась, опоздав более чем на час, на стадионе чувствовался осязаемый энтузиазм, а вступительный коронный номер – «Rock and Roll» – возымел эффект разорвавшейся бомбы. Невозможно усидеть на месте, когда звучит эта музыкальная феерия. Однако после этого запал иссяк. «Группа пронеслась через “No Quarter”, “Kashmir”, “Over the Hills and Far Away”, “Stairway to Heaven” и другие песни, совершенно не заботясь о том, что они делают», – заметил один уважаемый музыкальный журналист. По какой-то непонятной причине усилители жужжали, как рой разъяренных шершней. Двенадцатиструнка Джимми явно была расстроена, а его соло, изобилующие изъянами, дали другому журналисту «повод усомниться в том, что на сцене действительно был Джимии Пейдж». Роберт Хилберн, видный музыкальный критик газеты «Los Angeles Times», назвал шоу «ошеломляющим сочетанием интенсивной, цепкой музыки и безнадежно ограниченного воображения». Рецензенты были не одиноки в своих оценках. «Аудитория… скучала», – сказал обозреватель газеты «Long Beach Independent». Тех, кто заплатил за билеты кровные деньги, невозможно обмануть. Они равнодушно сидели на своих местах.

На следующий вечер, на спортивной арене Сан-Диего, выступление группы прошло еще более вяло. Не задалось с самого начала: «Rock and Roll» была «почти неузнаваема», Роберт спел ее на октаву ниже, чем обычно. Соло растягивались до абсурда. «Бонзо с Джимми всегда соревновались, чье соло будет самым длинным в тот или иной вечер, – говорит Бенджи Ле Февр, – и чье будет самым скучным тоже». Бонзо растянул свою эпопею с «Moby Dick» на двадцать пять минут, но Джимми мог взять приз по самолюбованию, особенно, если вспомнить десять минут, когда он создавал странные негармоничные звуки на терменвоксе во время «Whole Lotta Love». Между тем его игра была откровенно небрежной. Во время одного его пассажа на двухгрифной гитаре «Gibson» один из членов команды заметил, что Джимми лабает по грифу двеннадцатиструнки, а аккорды зажимает на грифе шестиструнки. Годы спустя Роберт, заметивший этот ляп, опишет его как поворотный момент, когда он понял, что «с Джимми творится что-то неладное».