Ледария. Кровь и клятва

— Отец, подожди, — перебил его Бренельд, — когда приедут наши братья?

— Лотпранд в пути и будет здесь не раньше, чем через три дня. А Адемар, — король едва заметно запнулся перед тем, как продолжить, — почти достиг Гудамского монастыря, и мы не увидим его до весны.

— И он не ринулся сюда, узнав о Берении? — усмехнулся Сейтер. — Наш примерный, всегда готовый помочь Адемар?

— Я настоял, чтобы он оставался там столько, сколько обещал своему сыну, — коротко ответил король, закрывая тему. У Сейтера, однако, еще были вопросы.

— И на кого он оставил свою армию у Броганы?

— Маршалом назначен сир Холанд.

— Холанд? У тебя ведь достаточно сыновей, чтобы занять это место.

Король пропустил мимо ушей эту колкость.

— Сир Холанд находится там уже несколько лет. Он прекрасно знает обстановку и, что важнее, его знают варвары.

— Меня они тоже знают. Битву при Хардене и Тотен-холм так быстро не забудешь.

Вилиам набрал в грудь воздуха и медленно выпустил его обратно.

— За этот год многое изменилось. Мне нужен человек, лично перевернувший там каждый камень. Оставим это, ты можешь присоединиться к сиру Холанду в любое время.

Заметили принцы или нет, но король сделал это предложение неохотно. Сейтер всегда лез на рожон и, несмотря на громкие победы, часто ставил под удар успех всей кампании. Герцог слышал, как Адемар сказал однажды, что лучше уж справляться одному, чем получать такую помощь.

Вилиам поднял руку, предупреждая дальнейшие вопросы.

— Сейчас, пожалуйста, выслушайте то, что я хочу рассказать вам о переговорах с беренским герцогом.

Он зашуршал пергаментом, Бренельд сделал скучающее лицо, Сейтер смотрел в потолок, а Гронард подвинулся на самый краешек кресла. Король зачитал им некоторые места из беренских докладов, и герцог узнал аккуратный тон Фронадана. Похоже, дела шли из рук вон плохо. Пропали не только собранные налоги, но и сам наместник казначейства, а Фронадан сомневался, что он исчез по собственной воле. Гронард ожидал доказательств, но в письмах были лишь догадки и слухи. На душе стало неспокойно.

— Итак, Годрик Беренский поставил тройную меру своей повинности и ждет разбирательства в деле неуплаты. Что вы об этом думаете?

Гронард мог поспорить, что его величеству не так уж важно чье-то мнение, отличное от собственного, и он хочет испытать сыновей.

— Прадед назвал бы это чрезвычайным сбором на защиту границ и не стал бы платить, — коротко ответил Сейтер, принимая вызов. В глазах его зажглось нетерпение.

— Да, он так поступал. — Король сложил руки поверх пергамента. — И через год воевал не только с хальтами, но и с бунтующими вассалами, теряя ресурсы и власть. В те времена, сын, ты тоже, как верный слуга короны, подвергся бы нападению. Ты хотел бы жить в таком королевстве?

— Я смог бы защитить свою землю.

— Другие, возможно, нет.

— Кто не может защитить, тому земля не нужна, — отрезал принц несколько резче, чем следовало.

Бренельд пошевелился в своем кресле, наблюдая за братом и не смея вставить слово. Король молча пожевал губами.

— Ты родился в не том веке, Сейтер. Даже Гарольд уже понял, что иной подданный лучше послужит ему не мечом, а монетой, товарами и голосом на Совете лордов. Есть многое, что требуется нам от слуг, и это не всегда грубая сила.

Сейтер фыркнул.

— И чем тебе послужил Годрик?

— Покоем, — невозмутимо ответил король. — В первую очередь, покоем на северных границах, чтобы мы сосредоточились на хальтах. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— Я знаю, что не только хальты понимают силу лучше слов.

Взгляд короля стал тяжелым, у его терпения был свой предел. Гронард видел, что сейчас эта тема будет закрыта, понимал это и Сейтер. Принц подался вперед, долго сдерживаемые слова посыпались без остановки:

— Отец! Взгляни вокруг — Ледария увязает, каждая провинция выторговывает привилегии, отщепляется и тянет одеяло на себя. В каждом захолустье ты отстроил дороги и мосты, поставил мельницы — теперь они не хотят платить тебе за сделанное благо. Они засели в своих землях, обленились и отъелись, они больше не стремятся за тобой идти. Если честно, отец, ты и сам больше никуда не стремишься. — Сейтер ступал на тонкий лед, но в запале не желал это видеть. — Королевство потеряло цель.

Выдержке Вилиама можно было только завидовать. Если бы сын заявил нечто подобное Гронарду, дело кончилось бы плохо. Однако, король прекрасно знал Сейтера — гнев оппонента дарил тому чувство правоты и распалял, как запах крови — борзую. Только холодная рассудочность показывала, что его слова не имеют никакого веса.

— У королевства есть цель, — спокойно ответил Вилиам, — и это — единство. Общность наших порядков.

— Да? — притворно удивился Сейтер. — А ведь в Берении и в Торпе уже не пользуются всеобщим. Уже и бумаги для казначейства они пишут по-своему, а твои наместники нанимают толмачей-переводчиков. Жалобы в суде понимаются неверно и проигрываются твоими вернейшими соратниками.