Леди-горничная убирается

Большинство лиц было незнакомыми, но всех роднило выражение: кто-то пытался изображать светскую невозмутимость, кто-то чопорное неодобрение, но из-под любой маски проглядывало жадное любопытство и нетерпеливое ожидание скандала. Один раз среди этого потока любопытствующей неприязни мелькнуло сочувствие — приехали Влакисы. Но даже с ними был Хуан Горо, глядящий на меня, будто я еще его папеньке задолжала и долг возвращать отказываюсь.

На середине положенного для встречи гостей часа вернулась Марита и встала у меня за спиной. Теперь гости сперва были вынуждены источать презрение в мою сторону, и тут же сочувствие — в ее. Некоторые юнцы, особенно те, кто явился без старших, даже путались. Таких совершенно молодежных компаний было на удивление много. Любопытно, где они все позабыли своих престарелых папенек, маменек или хотя бы тетушек? И почему те хотя бы не присмотрели, чтоб костюмы были по размеру! — подумала я, когда в дом ввалилась троица молодых южан в чересчур мешковатых одеждах. Неужели на юге вовсе утратили умение одеваться? Или теперь так модно? Я задумчиво поглядела им вслед.

Поток гостей начал иссякать. Дверь уже не хлопала непрерывно, Костас даже успел глотнуть воды, смачивая пересохшее от объявлений горло. Хм… а ведь раскланяться с теми, кто еще придет, и моя иллюзия сможет. А может уже и никто не придет, очень плотным косяком гости шли, не иначе как договорились явиться все вместе… и дружно осудить. Вот я тут стою… и еще четверть часа по протоколу стоять должна… а они свободно и вольготно реализовывают план — осуждают!

Я размяла пальцы. Костас у двери не оглядывался, карауля гостей, как кот караулит мышь у норки, так что на него вектор покрытия можно не считать… Я мысленно прикинула коэффициент и шевельнула пальцами, выплетая формулу. Тихо скользнула в сторону под прикрытием простенького морока, и оставила другую-себя стоять в ожидании. Мысленно сама себя похвалила — талант можно пропить-прогулять, а вот опыт с тобой аж до самого склероза!

Марита ничего не заметила, продолжая буравить ненавидящим взглядом другую «меня». Не уживемся мы с ней, можно даже не стараться… Я добавила в иллюзию крохотную деталь и гнусно усмехнулась — безнадежность в отношениях дает хотя бы свободу пакостничать.

Под мороком я направилась в зал. Там уже битком, но распахнутые двери на террасу и налетающий с моря ветерок разгонял духоту. Я двинулась сквозь разряженную толпу, лавируя между пышными юбками дам, и прислушиваясь к разговорам.

— Правду говорят, что это она убила лорда де Молино? Ножом прямо в сердце! — вопрошала похожая на кочан леди ди Агуальдо: пухлые щечки ее тряслись от негодования, а гроздья черного стекляруса на лифе звучно побрякивали.

— Ах, какие глупости вы говоррррите, дорррогая… — пророкотала грузная старуха, и черные перья в ее снежно-белых волосах закачались туда-сюда. — Не ножом, а пррроломила голову! Молотком!

— И вовсе не молотком — откуда бы она молоток взяла? — а топором! — третья дама взмахнула веером, едва не съездив меня по физиономии. — Отрубила руки, ноги, голову… перерубила пополам и еще раз пополам! В гроб бедного лорда собирали как мозаику, по кусочкам! Весь дом был в крови по самый потолок! Но отмыли, надо сказать, неплохо — нигде ни следа.

— Так говоррят эта самая «леди» в столице горррничной была!

— Так она сама убиралась? Надо же, какая у де Молино теперь экономия на прислуге выходит!

— Ах, оставьте, дорогая, никакая она не горничная! Просто неприличная женщина…

— С чего вы взяли, дорррогая?

— С того, что леди-шлюха — это часто бывает, а леди-горничная — согласитесь, полнейшая ерунда!

Я равнодушно скользнула мимо дам — ничего особо интересного — и перебралась к мужской компании у длинного стола с напитками. Паренек из сторожки, обряженный в форму лакея, старательно, но неумело разливал вино. К счастью, рядом, будто невзначай, крутилась одна из нанятых в агентстве горничных, так что конфуза пока удавалось избежать. Смутно знакомый пожилой лорд — один из тех, что утверждал будто помнит меня прелестным ребенком — принял бокал красного, и с явным удовольствием промурлыкал:

— Вы слыхали: падчерица покойного лорда Тристана пыталась покончить с собой!

— С чего бы ей? — удивился другой лорд, тучный и с бакенбардами. — У покойного вон… жена, сестра, да еще и невеста! — он кивком головы указал в сторону семейства Тутсов, одиноко стоящих у самой террасы. Лицо у госпожи Тутс было мрачным, но в остальном она сияла! Я даже поверила, что все модистки города вчера и вправду были заняты — чтоб нашить столько драгоценностей на одно черное платье, все остальные надо отставить. Зато Эрика поражала сдержанностью: ее бальное платье было почти аскетичным и оживлялось только тонкой цепочкой с подвесом. Да и сама барышня Тутс была бледна, а темные круги под глазами не могла скрыть даже пудра. — Если б они с собой кончали — так хоть понятно, а то — падчерица! Тут и за родным-то отцом убиваются, да не самоубиваются.