Леди-горничная убирается

Он повернулся к гостям… и я на миг замерла. В таком состоянии с него станется и весь зал оскорбить. Но он направился к даме с черными перьями в седых волосах. Все правильно — южанка, старшая по возрасту… все идеально соответствует этикету. Нынешний Черный бал еще вполне может оказаться правильным. Даже несмотря на трубный шепот госпожи Тутс:

— Могли бы и для Эрички какого-нибудь лордика подобрать — она тоже почти совсем член семьи!

— Мама!

Оркестр грянул, заглушая стон Эрики.

Первый танец Черного бала — почти марш. Почти похоронная процессия, идущая за гробом. В нем даже слуги участвую — Костас, Фло, Тита, парень из сторожки уже ждали у дверей, чтобы встать в конце цепочки. За Трентоном и седовласой дамой торопливо выстраивались пары. Немного суеты — госпожа Тутс попыталась втиснуться сразу за лордом Трентоном, но ее удержали муж и дочь. Жаль, но у меня не было времени посмотреть, пригласил ли хоть кто-нибудь бедную Эрику после такого конфуза. Но шествие наконец двинулось, торжественно обходя зал. Три шага вперед — отшаг назад. Юный Сигурд чуть не споткнулся от волнения, но танец слишком прост, чтобы и в самом деле что-то напутать. Снова три шага вперед — перехват рук, поклон, пара меняется местами. Еще три шага — мы сошлись вчетвером, сомкнув высоко поднятые руки, и двинулись по кругу: Сигурд, Марита, Улаф и я.

Впервые за долгие годы я почувствовала себя как в лесах севера, когда наш отряд уходил после очередной диверсии. Когда залпы спереди и залпы сзади, а ты — между. Три моих партнера глядели на меня в упор: Улаф — задумчиво, Сигурд — восторженно, Марита — неприязненно. Затылок буравили взгляды соседней четверки: тепло от Криштофа, раздражающий зуд — Трентон, жаркая ненависть — Агата. Клятые демоны, я почти любила ту седовласую даму, ведь она хоть изредка поглядывала на других!

Мы выстроились в две шеренги и принялись обмениваться партнерами: шаг — перемена, я подала руку Улафу. Шаг — перемена, напротив насмешливо улыбающийся Трентон. И снова шаг — я почти расплавилась под жарким взглядом Криштофа… и всех остальных гостей, которые уже путали фигуры несложного древнего танца, жадно глядя: сколько тактов я протанцевала с одним — и сколько с другим, как смотрела, как улыбалась, сказала что-то или не сказала ничего…

На галерее для оркестра грохнули литавры, партнёры поклонились, а партнерши присели в реверансах. Сигурд вдруг шагнул ко мне… и прижал мою руку к сердцу:

— Я буду… ждать вашего решения, леди! Очень-очень ждать!

Мальчик, ты что себе нафантазировал? Я недоуменно хлопала глазами, чувствуя, как со всех сторон на нас устремляются взгляды.

На галерее опять протяжно и волнующее запела скрипка… капелью звякнули струны… и взвихрилась музыка.

— А я не буду ждать… — прошептали мне в ухо, и рука лорд Трентона обвила меня за талию, унося в бешенный лавольт.

Лавольт бывает северный и столичный. Северный — это метель, самое ее начало, порхающий, как пушистые снежинки над землей, как шлейф платья. Метель, еще не выдувшая последние крохи тепла, еще не успевшая отнять ни одной жизни. Легкий. Геометрически правильный. Четкий. Опасный. Для каждого, кто не сумел разглядеть за легким кружением абсолютную безжалостность. Северный лавольт — как льдинка в сердце. Сперва холодно-холодно — а потом обжигающе горячо, и дзанг… хрупкое сердце разбито!

Столичный вольт — запутанный, как дворцовые интриги, ажурный, как кружева придворных красавиц. Он вьется, наполняя любое движение десятком смыслов, не каждый из которых понятен и самим танцорам. Заставляет пары пересекаться и расходиться, разбивая вдребезги один порядок и создавая другой. Обманчивый. Загадочный. Жестокий. Столичный вольт — как политика. Сперва много суеты и разговоров — а потом вдруг хоп, и мир изменился!

Южане и степняки лавольт не танцуют. А даже если думают, что танцуют… на самом деле они танцуют нечто совсем другое. Достаточно взглянуть на промчавшихся мимо Гюрзу с Ка Хонгом.

Южанке надо очень хорошо знать север, или столицу, или и то, и другое, чтобы научиться танцевать вольт! Надо понимать эти мгновенные вкрадчивые прикосновения к руке и талии — как на севере, где слишком холодно, чтобы сбежать со своим мужчиной в уединенную беседку в саду. На севере близость лавольта — все, что у вас есть. Или как в столице, где за каждым движением следят сотни глаз, где любая встреча наедине — свидетельство нового союза в Имперском Совете. И вольт — все, что позволено в минуты, когда двоим нет дела до политики.