Леди и война. Пепел моего сердца

   - Войско завязнет. Да и людей потеряем немеряно. Дядя же проведет тропой...

   ...тропы Магнуса прокладывали другие люди.

   Они не пытались заговорить или сделать вид, что рады услужить, скорее смотрели с интересом или же злостью, иррациональное, беспричинной.

   Тоже эхо?

   Тогда что же происходит в самом Городе?

   Когда я озвучила вопрос, Магнус вздохнул:

   - Там нечем дышать.

   И я поверила.

   Мы пробирались окольными тропами. Помню лес, по зиме выглядевший мертвым. Решетку из ветвей, сквозь дыры в которой падал снег. Помню болото - равнину с высокими грядами и синие зеркала озер. Невысокие сосны и голые стволы берез.

   Помню плоскогорье, изрезанное реками, которые отказывались покориться морозу. И гранитную равнину гейзеров. Над равниной плыл дым, и земля время от времени вздрагивала, выпуская очередную горячую струю. Стойкий запах серы и грозный рокот.

   Птичьи гнезда на земле.

   И редкие синие цветы. Так странно видеть их зимой, но... здесь, наверное, зимы не было.

   Я еще подумала, что обязательно вернусь сюда с Настеной. Мне так много нужно ей показать.

   Еще были далекие города, подходить к которым было опасно.

   И тракт, где нас ждала подвода.

   Вдали виднелись стены Города, и запах его, тот самый, отравлявший воздух, ощущался на губах. Был первый месяц весны и первый же дождь, который я собирала в ладони, умывая лицо.

   ...Кайя...

   Зову, хотя знаю, что не откликнется.

   Он слышит меня. И молчит. Почему?

   А перевозчик ждет. Нервничает. Ему хорошо заплатили, полагаю, вовсе не деньгами, а шансом убрать семью на Север. Но сейчас он боится за свою собственную шею, но не смеет поторопить.

   На подводе - деревянные ящики. Длинные. Из темных досок, от которых несет формалином и рыбой. Я не сразу понимаю, что перевозили в этих ящиках, а когда доходит, то становится жутко.

   Нет. Ни за что.

   - Они чистые, - говорит Магнус. - Ласточка моя, так надо.

   ...Кайя, пожалуйста... я не хочу ехать в гробу...

   Здесь нет гробов, но есть мертвецы, которых стало слишком много. Республика спешит наказать виновных в бедах народа. И на площади Возмездия каждый день случаются казни.

   Тела вывозят за Город. Не только казненных, но и умерших от болезней или голода. Мертвецов ждут глиняные карьеры, в которых уместятся тысячи человек...

   А ящики возвращают.

   Зачем они вообще нужны? Почему просто не сгружать на подводы? Или вид мертвецов напоминает живым о бренности бытия?

   Ящик достаточно просторен, чтобы вместить меня и Урфина. Крышку закрывают. И сверху ставят другой... третий... темно. И жутко. Я вдруг чувствую себя погребенной заживо.

   - Спокойно, Иза, все хорошо, - Урфин не позволяет панике взять верх. - Зато никто не сунется их проверять. Мы без проблем доедем до места.

   Скрип колес. Покачивание. Дорога неровная, и телега кренится то влево, то вправо.

   Ее и вправду не останавливают. И путешествие длится, длится...

   - Спи, - мне предлагают край плаща и плечо вместо подушки.

   Я засыпаю, но во сне продолжаю играть в прятки. В темноте легко спрятаться, но я найду тебя, Кайя. Я не позволю тебе остаться там одному.

   Из ящика меня вытащили, поставили на ноги, которые изрядно затекли.

   - Не смотри, - прошептал Урфин и, понимая, что эта просьба вызывает желание совершенно обратное, набросил на голову плащ. - Не надо это видеть.

   Вонь.

   ...так пахнет на мясном рынке в жаркий день, ближе к полудню, когда и свежее мясо начинает портиться.

   Скользко. Урфин крепко держит, не позволяя оступиться. А я не хочу думать, по чем ступаю.

   Звуки. Скрежет. Скрип какой-то. Плач и шелест.

   - Мы уже почти на месте. Потерпи.

   Ступеньки, которые кажутся бесконечными, но мне, наконец, позволено избавиться от плаща. И Урфин подает свечу на серебряном подсвечнике-блюде.

   - Что там было? - голос звучит хрипло.

   - Мертвецкая, - после секундной паузы ответил он. - Под открытым небом теперь... но среди мертвецов нас не станут искать. Я знаю это место.

   Мы спускаемся. И спускаемся. Ниже, ниже... наверное, так до самого центра мира дойдем.

   - Старый город. Он горел. И были обвалы. Просто перестраивали, - Урфин говорит тихо, но здесь каждое слово звучит громче, чем наверху. - Здесь много тайных мест.

   Коридор. И сводчатый потолок. Кладка древняя, заросшая известняковой корой. Сквозь нее просачивается вода и собирается мутным ручьем. Каждый шаг наш отзывается всхлипом.

   Снова лестница. Путь наверх короче прежнего. И мы оказываемся в подвале, заставленном бочками. Я стучу по темному боку, убеждаясь, что бочки пусты.

   - Контрабанду хранили, - объясняет Урфин. - Ну или прятали кого.

   Имеется кровать, пусть и без матраса и белья, но всё удобства. Теплый плащ заменит и простыню, и одеяло. А Урфин, разломав бочку, складывает в каменном кольце костерок.

   Ботинки можно будет просушить.

   А связи нет... слишком глубоко под землей? Или покрытия нет? Но я ложусь, сворачиваюсь клубком и включаю запись нашей последней беседы.

   Настюхин смех - лучшее лекарство.

   Волосы отрастают и завиваются. А веснушки стали ярче...

   ...ресницы вот рыжие и короткие, как у Кайя.

   ...почему ты меня не слышишь?