Леди и война. Пепел моего сердца

   В этом месте все были равны, что устраивало Юго.

   Неделя-другая, и то внимание, которое уделяют гражданину Йену, ослабнет. Главное, чтобы малыш продержался. Он вроде крепкий, но...

   ...уходить пришлось раньше. Тот же инстинкт потребовал немедленно бежать. И Юго, который доверял инстинктам больше, чем разуму, прислушался.

   Дыра в стене. Улица.

   Переулок.

   И нора, одна из тех, что ведут под землю. Внизу пусть сыро, но безопасно.

   - Не надо бояться темноты, - сказал Юго. - Слушай ее. Она поможет.

   Он не удивился, узнав, что той же ночью приют был разгромлен "защитниками революции". Правительство поспешило осудить их, а расследование как-то быстро завершилось. И трое, повешенные на площади, вряд ли были действительно виноваты. Как по мнению Юго, не больше, чем тот, кто подсказал им адрес нужного приюта.

   ...на месте трагедии возложили цветы.

   А спустя неделю Юго - выбирался он за едой и чтобы проверить точки связи - увидел на стене условный знак. Что ж, кто бы ни появился в Городе, он пришел более, чем вовремя.

Глава 24. Суды

   Всё - в рамках закона. А рамки у всех разные.

   Профессиональные сложности судьи.

   В зале суда было очень душно. И людей собралось много. Кайя помнил это место другим, не таким красным. Он остановился в проходе, пытаясь разделить красноту на реальную и мнимую, точнее существующую сопряженно с человеческой массой.

   Кажется, это было связано с памятью.

   На стенах - полотнища. Логически размышляя, они существуют объективно.

   Мантии на судьях - их больше сотни - тоже.

   Высокие шапки.

   А вот мгла, которая наполняет помещение, заслоняя лица, вероятно, видна лишь Кайя. Во всяком случае остальным она не доставляла явного неудобства.

   И все-таки место изменилось.

   Прежде синим было. А балкончики пустовали. Сейчас на них теснились женщины, которые свистели, плевали и зачем-то обнажали грудь. На груди и на щеках их виднелись красные полосы. Наверняка, этот символ имел значение, но у Кайя он не вызывал отклика.

   Вот пустая стена заставила остановиться.

   Здесь было что-то... особенное. Определенно, важное. Он стоял и смотрел. На стену и... кромка платья, лента кружев, выглядывающая из-под ткани, дразнящая.

   Ласточка.

   И еще паладин.

   Они зимой приходят. Конечно, и Кайя разговаривает с паладином. Один день в году.

   Пропустил.

   Забыл.

   - Вам следует сесть там, - сказали ему, и Кайя разозлился. Он почти вспомнил! Паладины и остров. И еще ночь стояла, зимняя, холодная. Он спешил... стало больно и все сломалось.

   Тоже было много красного.

   Злой цвет.

   Неправильный. И марево, которое сгущается, выводит Кайя из равновесия. Он пытается удержаться на краю, но слишком много вокруг людей. Особенно те женщины, забравшиеся в гнезда балконов, стараются. Они кричат, свистят, плюют, но плевки падают на головы тех, кто сидит на лавках. Впрочем, эти головы надежно защищены шляпами.

   И женщин поддерживают.

   Кайя садится туда, где сказано.

   Время тянется.

   Все-таки очень душно. Весна ведь. Снег сошел. Солнце. Мухи кружат, ползают по полотнищам. И гудение их крыльев заглушает голоса толпы.

   Громко ударяет молот о бронзовую поставку, и звук его заставляет Кайя морщиться: в камере было спокойней. Но вот воцаряется тишина. Ее требует человек в черной пелерине, наброшенной поверх камзола. Он выходит на середину зала, становится между зрителями и судьями, боком к Кайя.

   У него громкий голос. И поставлен хорошо.

   Человек смутно знаком, Кайя с ним разговаривал... он мастер. Точно, мастер.

   Еще пергамент был и печати.

   Человек говорит о долге перед народом. О предательстве. Кто и кого предал? Не понятно. Еще о нарушении закона. Попрании прав. Войне...

   ...война.

   Черный храм. И мурана, которая тянется к лицу, желает ласки. Она проглотила алый цвет... когда?

   ...закон.

   Кайя обвиняют в том, что он нарушил закон?

   Невозможно. Кайя Дохерти не в состоянии нарушить закон. У него в голове... темнота. Там было что-то злое, чуждое, но оно исчезло. И вместе с ним исчез сам Кайя. Он есть и как бы его нет. Только осколки, которые не получается собрать.

   Человек замолчал. И у Кайя спросили, не хочет ли он ответить на обвинения, выдвинутые Конвентом. Кайя не захотел: некогда.

   Ему вспомнить надо.

   Времени почти не осталось.

   Вернули в камеру, но другую, чистую. И принесли еды, даже молока, только мало. Попросили признаться, Кайя отказался. Он не может признаваться в том, чего не помнит.

   Это незаконно.

   Ушли. Наверное, расстроились. Свечу вот забрали. А темнота зовет-зовет. Шепчет, пробуя на вкус его имя. Когда-то Кайя думал, что под кроватью прячутся чудовища. Он забирался на кровать с ногами и прятался под одеяло. Сразу становилось душно и жарко, но Кайя не находил в себе сил выбраться из укрытия, лежал, почти задыхаясь.

   А потом все изменилось: ему подарили друга.

   Как его звали?

   Имя - это важно. Кайя не помнит. Он зол на себя. Ходит по камере. Упирается лбом в стену... нет, затылком надо. Колодец. Камень вокруг. И руки связаны. Или выбраться, или умереть. С размаху и затылком о стену. Камень хрустит. Крошится.

   Что дальше?

   Существо, чей вид вызывает страх.