Леди Макбет

После его слов зал погружается в молчание. Слышно только неутихающее море – там, внизу, под серыми камнями.

– Да, – спустя мгновение признаёт Макбет. – Если я захвачу Кавдор, он задумается о том, что ещё может стать моей следующей целью.

Конечно. Кровь не утоляет, а лишь разжигает жажду. Ещё не додумав мысль до конца, Россиль начинает говорить:

– Тогда обвини врага в том, в чем могут заподозрить тебя, – предлагает она. – Напиши подмётное письмо, в котором будет сказано, что тан Кавдора вынашивает планы восстания.

Взгляды пятерых мужчин устремляются к ней – как и взгляд Флинса, мнущегося на пороге. Видно, как у них тревожно, изумлённо бегают глаза. Женщинам не положено выступать на военных советах. Но, возможно, ей это простят – ведь Россиль ещё очень молода, она невеста-чужестранка, не привыкшая к обычаям шотландцев.

– Учти, – продолжает она торопливо, – что ты не только освободишься от подозрений, но и будешь выглядеть ещё более преданным Дункану, так как подавишь восстание Кавдора до того, как оно начнётся.

Горный Козёл глумливо фыркает, но Макбет поднимает руку, заставляя его умолкнуть.

– Моя жена внесла разумное предложение, – говорит он. – Так мы и поступим – и пусть сделает это сама. Мою руку Дункан узнает, её – нет. Леди напишет это письмо.

Горный Козёл ёрзает на месте. Белый Лис поджимает губы. Ласка не сводит с Россиль смертоносно-острый пристальный взгляд. Но лицо Банко выражает открытый интерес. Он может себе это позволить – он ближе всех к Макбету. Ему не приходится опасаться, что его и лорда разделит тень новой жены. Он – правая рука своего лорда.

– Я соберу свой отряд, – объявляет Банко. – И остальным следует поступить так же.

– Хорошо, – соглашается Макбет. – Ступай. Я хочу поговорить с женой наедине.

Но, вместо того чтобы говорить с ней, он молча встаёт и жестом приказывает следовать за ним. Россиль старается смотреть только в пол, но порой всё же поднимает глаза и украдкой поглядывает на него – на своего мужа. Горло Макбета пересекает шрам, белый и плотный, словно червоточина в мякоти яблока. Это не грубый след от бокового удара. Очевидно, что за этим шрамом стоит побеждённая смерть.

Он ведёт её по другому узкому коридору, в противоположном направлении от её спальни, затем вниз по разрушающейся лестнице в ещё более узкий коридор. Шум моря усиливается, как и звук их шагов, словно пол становится тоньше. В конце коридора находится дверь. Железная решётка на ней изъедена ржавчиной.

– У мужа и жены не должно быть друг от друга секретов, – говорит Макбет. – А секреты друг друга они должны хранить от всего мира.

Не дожидаясь, пока Россиль придумает ответ, он достаёт ключ, висящий у него на шее на кожаном ремешке. Он вставляет ключ в замок. Рёв моря сменяется удивительной тишиной. Дерево скрежещет о камень – Макбет сильным толчком распахивает дверь.

Там, за дверью, простирается чернота. Не та кромешная темень диких мест, которую Россиль впервые увидела по прибытии в Гламис, в это мрачное место на краю обитаемого мира. Эта нынешняя тьма так противоестественна и богопротивна, что смутила бы и самого папу. Из дверного проёма в их сторону дует влажный холодный ветер, а свет из коридора не просачивается за порог, словно тьма внутри – непреодолимая стена.

Макбет шагает вперёд, раздаётся плеск. Вода, он ступил в воду. Россиль яростно моргает, но от попыток вглядываться во тьму у неё всё мутнеет перед глазами, словно после сна. Она должна идти за ним? Воздух ужасно тяжёлый, давящий, словно вода на дне морской пучины.

А затем возникает свет. Впереди смутно и нечётко вспыхивает одинокий факел. Отражение пламени проносится по тёмным волнам: проворные лучи, беглые вспышки. Вода блестит, подобно переливчатой змеиной чешуе.

Муж Россиль стоит в центре залы – на самом деле это пещера, из каменных стен здесь и там торчат скальные выступы. Макбет так же молчалив и неподвижен, как сама скала.

Вода вокруг него беспокойно колеблется. Три разных течения, сходящиеся воедино, втягивают в себя край его килта. Поодаль в воде стоят три женщины, сгорбленные от старости, с серебристыми всклокоченными волосами, и у всех в руках – мокрые тряпки. Каждая с размаху шлёпает свой комок тряпья в воду, отжимает его и снова замачивает. Погружает, вынимает, погружает заново – так и образуется бурный, клокочущий поток.

Отшатнувшись, Россиль врезается в скользкую от плесени стену. Тихонько, неверяще скулит от страха – муж, кажется, её не слышит. Потом поднимается на ноги и осеняет себя крестом.

Но этот жест ощущается издевательством: пока она взывает к Святой Троице: Отцу, Сыну, Святому Духу – к ней приближаются эти три женщины; лица у них белые, как вспышка молнии. Тела под мокрой одеждой настолько худые, что виден каждый выступающий позвонок. Крысиные хвосты мокрых волос касаются поверхности воды.

– Вештица [3], – выдыхает Макбет. Слово холодным паром курится в воздухе. Ведьма.