Я с трудом представляю, как материл и меня, и своего недотепу-губернатора его «вице» в ту ночь. Но то, что он отправил спать своего охранника — шофера его казенной «бээмвушки», отказался от положенного ему по чину гаишного сопровождения, лично уселся за руль и погнал сломя голову в ночь, по трассе и лесным дорогам в наш Сомов, свидетельствует о том, что даже намек на то, что я могу стать хозяйкой нашего городишки, перепугал его до смерти.
Потому как Захар Ильич Кочет прекрасно представлял, что делается в городе под его неустанной, хотя и незримой опекой.
Это я по наивности видела только нынешнюю внешнюю оболочку поселения.
Все у нас было как у всех в таких занюханных городках.
Возврат к свободной торговле, демократии и прочим приметам перемен обозначался мощным кольцом огороженных коттеджей новоиспеченных дельцов, которые густо заселили сосняки по периметру Сомова. Дельцы в основном раскручивали свой бизнес, прильнув к обильным сосцам матери-столицы. Туда же на рассветных электричках на заработки отправлялась и основная рабочая сила с бывших верфей и оборонки.
Уже часам к девяти утра в будние дни Сомов пустел, и на мощенных булыжником, густо помеченных травой, кривоватых улочках, на которые выходили палисады, оставались только мамаши с колясками и бабки, курсировавшие на рынок.
По утрам пастухи прогоняли стадо коров и коз из слободы через асфальтовую центральную площадь с памятником Ильичу и негоревшим Вечным огнем — газ мэрии отключили за неуплату еще при Щеколдинихе и возжигали только в День Победы и по новым календарным праздникам.
К полудню стадо возвращалось с лесных пастбищ на дойку, коровы пили воду прямо с набережной и потом жевали, разлегшись вокруг памятника.
Мэрия стояла тут же, из белого железобетона, в четыре этажа, несуразно громадная для такого города, да еще и украшенная фризом с сюжетами, посвященными почему-то нашим космическим победам. Так что звездолетов, космонавтов и ликующих строителей ракет шестидесятых годов на фасаде было наворочено до черта.
По выходным дням на площадь сползался весь город — себя показать и на людей посмотреть. Здесь играл объединенный духовой оркестр гормилиции и пожарной части и выступала художественная самодеятельность.
У вокзала разбила свои коммерческие кибитки орда торгашек, и своих, и наезжих. Киоски стояли в три ряда.
Базарные ряды поодаль косо сходили к Волге, здесь все сходило к Волге.
В бывшей детской библиотеке южный человек Гоги открыл ресторацию с кавказской кухней и вечно задернутыми окнами. По вечерам там дули в дудки, били в бубны и возле ресторана собиралось множество дорогих иномарок.
Горожане к Гоги не ходили — слишком дорого. Да и не та компания.
Но и без ресторатора пожевать было где — вдоль набережной постоянно дымили оперативные шашлычные и чебуречные, в основном для отдыхающих.
Наверное, если бы убрать всю зелень, сады, парки, палисады, городишко выглядел бы как бритый наголо каторжник, но буйная растительность, дубовые и липовые остатки парка почти вековой давности скрывали под своим могучим пологом все несуразности, да и часовни и церквухи во главе с заречным собором делали Сомов все-таки ни на кого не похожим милым городком.
Я, конечно, обожала родимые пенаты в любом виде и, пребывая в благостном неведении, тихо радовалась, что после взбесившейся, свихнувшейся на собачьей гонке за деньгой и рванувшей в небеса новомодными строениями Москвы вернулась в лепоту и тишину почти растительноядной провинции…
Ни фига я тогда не знала про Сомов…
В общем, представьте картиночку — вице-губернатор дует на своем «БМВ» и, шипя и плюясь руганью, приближается к городу.
А Лизавета Юрьевна Туманская (пока еще не Басаргина) спит как убитая и видит во сне в этаком сияющем райском туманчике архангела с вертолетным винтом над маковкой, который выделывает над дедовым домом фигуры высшего пилотажа и поет оперным басом «Пою тебе, бог Гименей…».
И помянутая Л. Ю. Туманская жеманно хихикает, краснеет и стыдливо прикрывает очи, потому как это ангельское явление сильно смахивает на губернатора Лазарева А. П.
Ну, смех смехом…
Но только спустя долгое время я поняла, что именно проспала в Сомове в ту роковую ночь.
«Вице» Кочет прекрасно понимал, что выставить рога противу желания и указания Лазарева он явно не может. Но и допустить меня к сомовским тайнам, заложенным еще Щеколдинихой, означает полный обвал.
Особенно если дело идет о щеколдинской сестричке Серафиме, владетельнице коптильни и одноименной агрофирмы, дамочке гораздо моложе и неуемнее бывшей мэрши и в отличие от нее не скрывающей игривости этакой симпатичной кобылки, которая не забыла еще, как вертят задом и бьют копытами на воле, хотя и состоит при законном супруге Степане Иваныче, определенном щеколдинскими в мэрские чиновнички. Еще под лапу Маргариты Федоровны.
Кочетовский «БМВ» через город не едет, хотя моста через Волгу миновать ему не удается, мост-то один…