— Бу сде! — оживляется она. Глазки аж вспыхивают от удовольствия.
— Твои девы тут?
— А куда они от меня денутся?
— Дома вам не вломят?
— Ха!
— Зови!
Они вваливаются, пересмеиваясь и переталкиваясь, шестеро. Десятый мой десантный батальон. Союзницы. Других у меня пока нету…
Вообще-то я поначалу решила от них избавиться. Турнуть до лучших времен. Ну и вой они мне устроили…
Глупенькие. Для них еще все на свете — игра и приключение.
Во втором часу ночи я с моим взрослым штабом все еще торчу в дедовом кабинете. Потому как жутко со своим кандидатством запаздываю. Даже еще документы не подала на регистрацию.
Доктор Лохматов сидит на стремянке возле полок с дедовыми книгами и воткнулся в какой-то фолиант на немецком. Гаша и Нина Ивановна, шушукаясь, подсчитывают каких-то бабок — пенсионерок из слободы, которые гипотетически могут голоснуть за меня, а я мучаюсь над налоговой декларацией и списком личного имущества, о котором обязана известить как народ по соседству, так и население на окраинах. Плюс избиркомиссию.
— Ну и хрень с этими декларациями, — жалуюсь я. — Кажется, осилила. Вроде ничего не ужулила.
Гаша настораживается:
— Кобылу не забыла? Ну которая на конюшне в летней резиденции у твоего мухомора стоит…
Это она о Сим-Симе.
— Ну не такой уж он мухомор. А вот про Аллилуйю я и точно не вспомнила. А сколько она стоит? Хотя это ж дареная. Подарок! Разве подарки считаются? Тем более лошадь.
— Еще прицепятся. Запиши как корову, — советует Гаша.
— А сколько корова стоит?
— Я в Плетенихе проконсультируюсь, — обещает Агриппина Ивановна. — Но скорей будет на базаре.
Нина Васильевна протирает очки и замечает строго:
— Я бы попросила вас, Лиза, впредь школьниц к нашей избирательной кампании не привлекать. Что-то они у вас разрезвились.
— Да они… как-то сами… Каникулы же…
— Каникулы каникулами. Но могут возникнуть ненужные проблемы с родителями. Тем более что девочки несовершеннолетние..
— Это неправильно, Васильевна. Стратегически! — вдруг возражает ей Гаша.
Лохматов прыскает в кулак на своей стремянке:
— Ну если Агриппина Ивановна до стратегии добралась, тогда пусть недруги наши трепещут!
— Ты зубы не скаль, клистир. Я наших сосулек знаю. Вон, почти что каждая лет с тринадцати уже за собой целый хвост волочет. Хи-хи да ха-ха! И почти что каждый парнишка при ней уже при праве голоса! После восемнадцати. Крутнет она хвостом: «Петя, уважь меня. Иначе мы с тобой в разлуке!» Ну что он, Лизавету бюллетнем не сподобит? Каждый грибок да в нашу корзиночку.
— Ну, Гаша. Снимаю шляпу!
— Ладно, господа генеральные штабисты. Подведем первые итоги. Деньги у нас на мою кампанию есть?
Лохматов свешивает свою плешку сверху:
— Нет.
— Оргтехника?
— Нет.
— Спецы по пиар-раскрутке?
— Нет.
— Пресса?
— Это ты про наш городской брехунок? Так там только про Зюньку. И еще про этого… ихнего подпевалу… из порта. И в типографию нас больше не пустят. Райке Кукушкиной уже шею намылили.
— Значит, нет.
— Потенциальные инвесторы?
— Это кто ж такие? — пугается Гаша.
— Банкиры, торговцы, те, кто деньги в кандидатов вкладывают, — объясняет ей Нина Васильевна.
— А… Это чтобы потом, когда кандидат в начальники вылезет, им назад из казны отслюнил?
— Короче таких нет. Лобби в нынешней мэрии? В смысле хотя бы приличных персон…
— Нет.
— Слушай, доктор, — заводится Гаша. — Что ты все «неткаешь»? Как будто радуешься? Ты с нами? Или без нас?
Лохматов взирает на нас с печалью:
— Просто интересно, любезные мои дамы, на сколько вас хватит?.. Я в том смысле… когда вам все это осточертеет?.. Ну не бывает вот так. Понимаете? Не бывает!
Когда они расползаются по домам и мы с Агриппиной Ивановной провожаем их до ворот, город уже давно спит.
Я покуриваю на улице, и мне тревожно — как там мои девчонки? Кыська? Не вляпались бы в историю…
В сей глухой час горят окна в квартире у Серафимы. Степан Иваныч, заснувший у телика, выключает шипящий ящик, бредет в кухню. Сердитая Серафима считает на калькуляторе и подшивает в папку какие-то квитанции.
— А, ты уже дома. Я вот тебя не дождался. Приспнул. Прости уж. А сколько времени, Серафима?
— Второй час.
— А чего так поздно вернулась-то?
— Пиарщик этот достал. Только успевай ему наличку отслюнивать. Да еще и сама ишачь. Колбасу благотворительно в дом престарелых отперла… Плюс халаты… теплые тапочки. Обслюнявили всю: «Деточка, деточка…»
— Я бы на вашем месте не торопился… — не без скрытой подковырки советует ей муж. — Бабкам стоит выдать только по одной тапке. Вторую — в день выборов! Я этих кочерыжек знаю! Они тапочки на халяву обуют, а голоснут, как всегда, против всех!
— Что-то ты у меня разрезвился. Помог бы лучше!
— Не имею законного права, Сима. Как председатель избирательной комиссии обязан держать полный нейтралитет. Население может голосовать чем угодно. Мозгами, ногами, сердцем. А мое дело — сторона. Пока. А Кыська что? Спит уже?
— Может, и спит. Только неизвестно с кем. Ко мне она и не суется. А от тебя ни в чем ей отказу нет. Это ты ее шалаться отпускаешь. Обожаемый папочка. Знает, лиса, перед кем хвостом вильнуть.