Леди-пират

Мери застыла на нижней ступеньке. Ах, с каким наслаждением она съездила бы дядюшке кулаком по физиономии, двинула бы прямо в нос, но придется ограничиться тем, что, нацепив на себя, как маску, вид задетого человеческого достоинства, про себя думать: он слишком могуществен, чтобы не добиться для нее приговора, а Сесили нуждается в ней и в том, что она украла. Надо спрятать гордость поглубже. Тем более что дядюшка, став к ней снова совершенно безразличным, уже поднимается по лестнице и вот-вот войдет в спальню покойной матери.

Минуту спустя Мери, уже одетая, стояла у входной двери. Дожидаться милой Дженни не стоит, опасно, ее куда-то услал пастор Ривс…

Занеся ногу, чтобы переступить порог особняка, Мери оглянулась и увидела на вешалке накидку Тобиаса Рида. Мгновенно оглядевшись, убедилась в отсутствии свидетелей, кинулась к вешалке и принялась лихорадочно шарить в потайном кармане плаща, счастливая от возможности насолить все-таки этой надутой твари. Документы трогать не стала, а вот денежки и нефритовую висюльку с бриллиантом в центре, естественно, прихватила с собой.

И только тогда громко хлопнула дверью и стрелой понеслась к таверне, где ждала ее Сесили. Теперь следовало как можно скорее уносить оттуда ноги.

Тобиасу Риду оказалось достаточно сунуть руку в карман своего только что накинутого плаща, чтобы убедиться: один из ключей к украденному им у испанца кладу исчез бесследно! Выругавшись про себя, он, вместо того чтобы покинуть, как собирался, особняк матери, вернулся наверх и позвал Дженни.

Последняя в тишине, окутавшей дом, где остановили все часы, занималась тем, что задергивала в малой гостиной занавески — обычай предписывал такие действия в доме усопшего. Скоро явятся близкие леди Рид, чтобы отдать ей последний долг, и пастор Ривс попросил Дженни проводить их именно сюда.

Старший сын покойной хозяйки обратился к кухарке, еще не переступив порога гостиной, и в голосе его явственно прозвучала затаенная злоба:

— Вы знаете, где ночует мой племянник?

Дженни едва не свалилась с табурета, стоя на котором только и могла дотянуться до карнизов, и решила прежде спуститься, а потом уже сказать, — как будто табуретка могла пошатнуться от одной только суровости тона нового хозяина.

— На постоялом дворе близ порта. Он живет с матерью.

Стоило бы поинтересоваться причиной вопроса, но служанка воздержалась: Тобиас Рид ей не нравился. Не то чтобы он когда-либо причинял ей неприятности, просто, в отличие от своей покойной матери, Тобиас испытывал по отношению к слугам одно лишь презрение, хотя, может быть, он так относился вообще ко всему человечеству…

— И это все, что вам известно? — нахмурился хозяин. — Не знаете, выходит, ни названия постоялого двора, ни улицы, где он стоит?

— Нет, сударь, — соврала она. — Ваша матушка, мир праху ее, сказала мне только это, а вы же знаете, я никогда не решусь расспрашивать.

Тобиас не стал углубляться в тему и вышел, решив поискать в материнском кабинете какие-нибудь документы, которые смогли бы помочь в розыске.

Дженни вернулась к своему занятию. Несмотря на все свои горести, она была довольна хотя бы тем, что пусть на несколько часов, но отвела гнев этого гнусного типа от юного Мери Оливера, которого ужасно любила. Каковы бы ни были причины ярости Тобиаса Рида, его племянник не заслужил, чтобы его, да еще так грубо, выгнали из дома бабушки в день ее кончины!

Скрупулезный обыск в кабинете матери усилил ярость Тобиаса. Он нашел среди бумаг завещание, подписанное ею и заверенное нотариусом два дня назад. Подпись признана действительной! Леди Рид оставляла часть своего имущества Мери Оливеру, а ему, родному сыну, поручала заботы об этом ничтожестве и управление завещанными тому богатствами вплоть до совершеннолетия племянника, причем драгоценная мамаша, чтоб ей неладно было, приписала, что делает это с единственной целью: не допустить, чтобы мать ее внука растранжирила деньги в свое удовольствие. Адрес Мери Оливера позволит нотариусу известить молодого человека о наследстве, когда настанет срок.

Тобиас Рид скатал документ в трубочку и спрятал у себя на груди.

— Никогда! — решил он, не вняв последней воле матери.

Спустился в прихожую, надел шляпу, взял в руки трость с украшенным рубином набалдашником и, выйдя из особняка, поспешил к карете.

Вознице был назван адрес, и экипаж поехал вдоль улицы. Тобиасу страстно хотелось немедленно свести счеты с этим поганым отребьем.

В комнату Сесили он вломился без стука, настроение было самое паршивое из всех возможных. Ему даже не понадобилось долго осматриваться, чтобы понять: добыча ускользнула от его праведного гнева. Удрали, подонки! Раздосадованный донельзя, он спустился к хозяину заведения, чтобы спросить, не оставили ли съехавшие жильцы свой новый адрес, дескать, он им родня. Хозяин был зол на Сесили, сыгравшую с ним, как он полагал, злую шутку, потому стал требовать с ее «родственника» непомерный штраф за неоплаченное ею проживание.