Леди-плутовка

Когда экипаж остановился перед ее любимым магазином гравюр и эстампов, она поспешно спустилась вниз, полная приятного предвкушения. Изящное искусство, сатирические эстампы, рисунки последних мод – в «Бедуине» было все. В витрине всегда выставлялось что-то новенькое, что-то интересное. Может, она все это купит.

Но когда она остановилась перед витриной, рот сам собой открылся при виде подписи на эстампе.

«Леди И. М. – светская вдовушка».

Цвета были мрачными, фигуры – гротескными. В центре картинки стояла черноволосая белолицая дева, поднявшая серую юбку, чтобы показать черные мужские брюки и сапоги. Она попирала ногами мужскую фигуру. Поскольку волосы мужчины были темными, а из головы сочилась кровь, очевидно, имелся в виду Эндрю.

«Чума на ваш дом», – как бы говорила женщина. На заднем плане маячило довольно похожее изображение дома на Ломбард-стрит, из окна выглядывала златовласая девица, умолявшая спасти ее от скандала.

Не обращая внимания на других покупателей, толкавших ее, сыпавших проклятиями или извинявшихся, Изабел завороженно смотрела на эстамп.

«Светская вдовушка».

Раньше она никогда не была объектом сатирических нападок.

Ее губы дрогнули в улыбке. В брюках она выглядела весьма соблазнительно, даже на уродливой карикатуре.

Но тут она заметила, что вдова на эстампе держит пистолет, и картинка перестала ее забавлять. Одно дело – попирать ногами Эндрю, а обвинение в его смерти – дело иное. Автор намекал, что Изабел убила мужа своей больше похожей на мужскую независимостью. И неважно, что при его жизни она была настоящей маленькой мышкой: скорее уж это он попирал ее ногами до того дня, когда поднес к виску пистолет.

Но почему сейчас, после стольких месяцев, она стала мишенью для издевательств? Потому, что осмелилась заказать новые платья? Или потому, что у нее есть деньги и нет мужа?

Нет. Это месть герцога. Он не мог донести об украденной картине. И теперь, возможно, вынужден отдать Анджелесу подлинного Боттичелли. У него просто нет иного выхода.

Зато в обществе вес у него такой, что он может облить Изабел грязью, и она ничего не сумеет поделать. Он испортит ее репутацию: репутацию порядочной серой мышки, – ту, которую она приобрела в браке с Эндрю и сохраняла ради Люси.

Ардмор и понятия не имел, что она не пожалеет, если эта репутация будет уничтожена. Это клетка, куда засадил ее Эндрю и где она оставалась даже после его смерти.

И теперь она больше никогда туда не вернется. Она будет бороться. Ответит ударом на удар. И сделает это прямо сейчас.

Поправив шляпку так, что она теперь сидела под залихватским углом, Изабел вплыла в магазин.

– Эстамп в витрине, – сообщила она владельцу, – имеет крайне слабое сходство с оригиналом. Вам лучше изучить мое лицо, пока я здесь.

Негодование, решимость, любопытство подтолкнули ее к поездке в дом на Ломбард-стрит. Когда экипаж подкатил к крыльцу, она вспомнила слова Анджелеса. Тот сказал, что всегда можно узнать больше о тех, кого мы любим, с кем живем рядом, о нас самих.

Прежде чем продать дом, следует его обыскать. Что, если там есть еще потайные комнаты? Тайники в ящиках и стенах? Убежища для католических священников? Нет, это глупо. Это довольно новый английский дом, а не замок эпохи Тюдоров.

Кабинет Эндрю обыскивали, корреспонденция и счета были разобраны. У него не было управляющего, поскольку не имелось земли, только этот дом – огромная куча камней. Но хранил он секреты не в кабинете, а в своей спальне.

Войдя туда впервые после смерти мужа, Изабел сморщила нос от застоялого запаха. Слишком долго бедная комната была заперта. И не ее вина, что ее хозяин хранил так много тайн. Она обыскала каждый дюйм стен, нажала на каждый шов, каждую впадину, сдвинула каждую проклятую картину, откинула ковер и проверила пол. Ничего. Часы, потраченные на ничто. Означает ли это, что тут действительно ничего нет, или она просто не сумела это найти? Если обыскивать каждую комнату, она просто никогда не выйдет из дома!

Нет, она все равно отсюда уйдет. Пусть Анджелес неглуп и проницателен, но он всего лишь мужчина. Это конец: истории с подменой Боттичелли, жизни в доме Эндрю. Конец, свидетельницей которого она счастлива стать.

Изабел опять расстелила ковер и тяжело уселась на него, подняв колени к подбородку. Юбки были припудрены пылью. Неважно, можно отряхнуть. Турецкий узор ковра был по-прежнему красив.

Кстати, насчет красоты: пожалуй, стоит взять этот письменный стол в дом на Бедфорд-сквер. Ей не слишком нравилась мебель в этом доме, но письменный стол совсем не плох: хорошее дерево, полезный предмет мебели. Не покажется ли кому-нибудь странным, что она возьмет стол из комнаты, где погиб Эндрю? Скорее всего нет: мебель не обладает чувствами, если даже стала невольным свидетелем кончины Эндрю.

Теперь он станет свидетелем ее дружеской переписки. Изабел будет писать леди Тисдейл – обязательно, леди Селине… возможно, и никогда – герцогу Ардмору.