Вся процессия двинулась к Нотр-Даму, где Мари пришлось выйти из повозки и совершить публичное покаяние. Она опустилась на колени, держа в руках зажженный факел, и провозгласила: «Я признаюсь в том, что из мести и злобы отравила отца и братьев, а также пыталась отравить сестру, чтобы завладеть их имуществом. И я прошу прощения у Господа, короля и своей страны». Позднее Пиро писал: «Некоторые говорят, будто она замялась перед тем, как произнести имя отца, но я ничего подобного не заметил».
На эшафоте палач сбрил Мари волосы и разорвал на ней рубаху, обнажая шею и плечи. Пиро пытался ее успокоить, нашептывая на ухо молитвы, а вокруг опускались и поднимались волны неистовствующего рева толпы. Палач закрыл маркизе глаза, и она стала послушно повторять слова молитвы вслед за Пиро, и тогда в воздухе сверкнул длинный меч. Мари замолчала.
Пиро почувствовал подступившую к горлу тошноту. Он подумал, что палач совсем промазал, потому что, хотя Мари и молчала, она все еще стояла на коленях прямо, склонив голову на плечи. Однако уже через пару мгновений голова соскользнула с шеи, а тело рухнуло вперед. Палач обратился к Пиро: «Отличный удар, да?» После этого он сразу сделал щедрый глоток вина. Пиро исполнил просьбу Мари и начал читать над ее кровоточащим телом католическую покаянную молитву de profundis: «Из глубин бездны взываю к тебе, Господи!»
Мы будем дышать ею
Ла Бренвилье мертва, Париж объят ужасом, шокирован и взволнован. «Случай с мадам де Бренвилье совершенно душераздирающий, я давно не слыхала о столь жестокой женщине, – писала одна парижская сплетница другой. – Источником всех ее преступлений стала любовь». Поскольку Мари ничуть не скрывала сексуального аппетита, выставляя роман с Сент-Круа напоказ, ее современники естественным образом зацепились за историю прекрасной маркизы, взявшейся за отравления во имя любви.
Любовь и ее родные сестры, похоть и одержимость, с незапамятных времен считаются «источником» женских преступлений в самых разных архетипах: ревнивая любовница, отвергнутая возлюбленная, безумная Офелия, сектантка из шайки Мэнсона. Любовь превращает историю не просто в романтичную, но даже приятную. В конце концов, это экологически чистое пламя. Любовь может вести к разрушениям, однако по своей сути должна быть истинной и благородной. Равно как и французские аристократы по своей сути считались хорошими. Если за источник преступлений Мари брать любовь, это будто бы сводит на нет самую страшную часть ее злодеяний или, по крайней мере, делает их более социально приемлемыми. Хорошей аристократке позволено немного съехать с катушек, когда дело касалось любви, особенно к человеку вроде Сент-Круа, кичившемуся псевдонаучными достижениями и пытавшемуся превратить неблагородное вещество в золото.
Сегодня мы понимаем: несмотря на распространенные сплетни, маркизу вела на преступления вовсе не любовь.
Она любила и была любима, и, возможно, любовь привела ее к падению, но, помимо этого, Мари была по-настоящему жестокой и мстительной. Она зациклилась на коробке с «сокровищами». («Нельзя никого злить!») Однако деньги были мотивом слишком прозаичным, а месть дворянке как-то не к лицу, так что прижилась именно история о любви.
Несмотря на романтический флер, эта история глубоко травмировала Париж и породила настоящую паранойю по поводу ядов. Если даже красивая и богатая женщина могла отравить самых дорогих сердцу людей, что и говорить об остальных? Если уж аристократы могли перейти на сторону зла, был ли хоть кто-то, кому не угрожала опасность?
«Что ж, все кончено, Бренвилье витает в воздухе, – писала мадам де Севинье подруге. – Ее несчастное хрупкое тело после казни бросили в огромный костер, а пепел развеяли по ветру, там что мы будем дышать ею и через контакт с неуловимыми энергиями взрастим в себе тягу к отравлениям, которая поразит нас всех… Никогда еще не было такой толкотни, и никогда не был Париж столь взволнован и внимателен».
Собственно говоря, некоторые жители Парижа были настолько внимательны, что наблюдали за горящим телом Мари до самого конца. Они хотели увидеть, куда упадет ее прах. Зеваки, стоявшие ближе к эшафоту, заявляли, что ее лицо перед самым обезглавливанием осветилось нимбом. Они утверждали: в своей смерти она обрела святость, и пытались найти в золе кусочки ее костей.
Заключение
Ужас
Период полураспада убийства бесконечен. Детективные романы обладают большой притягательностью. Так что у нас появляются миллионы вопросов о серийных убийцах, миллионы ракурсов для рассмотрения, миллионы тайн для разгадки. И этот факт сам по себе довольно жуткий.
Почему мы столь подробно изучаем этих людей? Разве не лучше умыть руки и отвернуться? Почему мы так одержимы? Почему одна из подруг отодвинулась от меня вместе со стулом, когда я сказала, что «могу понять, но не принять» каждую женщину, ставшую героиней данной книги?