Ее также обвиняли в том, что она сварила в черепе обезглавленного воришки омерзительное варево из следующих ингредиентов: петушиные кишки, «некие мерзкие личинки», мозги некрещеных детей и ногти мертвецов. Наконец, ей было предъявлено обвинение в том, что она состояла в половой связи с демоном по имени Робин Артиссон или Робин, сын Артиса, который якобы и был источником всех ее богатств. Он являлся ей в виде кота, черного пса или темнокожего мужчины с двумя спутниками. А чтобы никто не счел соитие с духом за деяние бесплотное, утверждалось, будто их занятия любовью были настолько физическими и грязными, что служанке Алисы по имени Петронилла приходилось наводить после них чистоту.
За этими обвинениями, сколь бы они ни были нелепыми, скрывается множество интересных нюансов. Учитывая заявления об отлучении мужей от церкви и кипящих в котелке младенческих мозгах, они указывают не только на подрыв католической церкви, но и на подрыв супружеских добродетелей и материнства. Связь с Робином, пожалуй, можно назвать самым вопиющим из всех приписываемых даме Алисе пороков. Во-первых, она занималась сексом (вне брака) с демоном-оборотнем (так себе кандидат в мужья); во-вторых, раз Петронилле приходилось после этого делать уборку, значит, имело место «пролитие семени», а это, с точки зрения католической церкви, страшный грех, поскольку такой секс не подразумевал последующей беременности.
Как ни парадоксально, фантастические наветы стали отличным прикрытием и отвлекли всеобщее внимание от изначальных обвинений в адрес Алисы.
Если она и впрямь убила предыдущих мужей и теперь потчевала ядом сэра Джона ле Поэра, как божились приемные дети, получается, она и так подрывала роль жены и матери (или, во всяком случае, мачехи). То есть по-настоящему подрывала, сознательно делая себя вдовой и разрушая будущее приемных детей. Но, кроме самих детей, никто даже не рассматривал этот (куда более реалистичный) вариант. Ведь кому-то нужно было обсуждать демонов и сжигать женщин!
Хотя фанатичное стремление Ледреда уничтожить Алису проистекало из его отвращения к ереси, настроения местного сообщества объяснялись куда более прозаически. Алиса, попросту говоря, была для них занозой в заднице. И довольно долго. Все в ней представляло угрозу патриархальному укладу Килкенни: она была богатой продолжательницей знатного рода, волевой, независимой (хотя технически она еще была замужем, вряд ли ее свободу как-то ограничивал тяжело больной ле Поэр), а еще успешно вела эту игру по меньшей мере лет сорок. Что может быть несноснее, чем богатая баба?!
И дело не в том, что она являлась угрозой мужскому эго. Эта угроза была куда более материальная. Алиса представляла экономическую опасность для приемных детей и всех, кто был заинтересован в наследстве Аутло, или ле Блона, или де Валле, или де Поэра. Она стала живым примером опасности, которую таили женщины, вступающие в наследство. А в те времена ирландцев очень тяготила данная тема. Выдвинутые против Алисы обвинения в колдовстве отражали данный страх и негодование по поводу ее богатства. Как утверждал историк Норман Кон, обвинения были созданы, «чтобы продемонстрировать: богатство Алисы не принадлежало ей по праву, его отняли у законных владельцев поистине дьявольскими методами, это были грязные деньги». Хотя богатство и навлекло на нее беду, именно оно помогло из нее выпутаться.
Епископ мог сколько угодно обвинять ее в неповиновении католической церкви, поскольку Алиса была под защитой светских богов: денег и власти.
Страсть Ледреда
Пока Ледред плел вокруг женщины сеть обвинений, дама сама дернула за пару-тройку ниточек. Старый приятель, лорд-канцлер Ирландии, прознал о переполохе в Килкенни и попытался убедить Ледреда снять обвинения. Но тот продолжал плести козни, и тогда лорд-канцлер сообщил ему: Алису попросту нельзя пока арестовать, поскольку объявления даже не были предъявлены должным образом. На это Ледред «с негодованием» заявил: «Служение церкви стоит выше правовых форм страны».
Это совершенно в духе Ледреда. Законы страны ему лишь мешали, так что он решил действовать самостоятельно: приказал Алисе явиться в суд. А она сбежала в Дублин. Разъяренный Ледред пошел дальше и отлучил ее от церкви, а затем потребовал, чтобы в суд вместо нее явился Уильям-младший.