Когда она пожаловалась на это группе пожилых женщин, те открыли секрет: если купить клейкую ленту от мух и растворить ее в воде, на поверхности образуется пленка яда. Ее можно снять и подмешать в еду или питье. Результат будет фатальным, а истинная причина смерти – неопределимой.
Юлианна прислушалась и последовала совету. Сперва убила старушку. Следом отравила противную сводную сестру, а затем и надоедливого мужа.
Поняв, как легко сделать жизнь лучше с помощью такой мелочи, как липучка для мух, остановиться сложно.
Одной из этих мудрых пожилых женщин была Жужанна Фазекаш, местная акушерка. Никто не знал всех нюансов жизни и смерти столь же досконально.
За один рабочий день она успевала принять роды, снять мышечное напряжение в ноге у фермера и отравить чьего-нибудь мужа.
Поскольку врача в деревне не было, Жужанна обладала огромной властью, и местные жители трепетали как перед ее невиданными знаниями, так и перед скандальными подвигами. В кармане она носила пузырек с мышьяком. Женщина была разведена. Она заходила покурить и выпить в местную таверну, куда большинство женщин ни за что бы не пошли добровольно. А еще хорошо знала свое дело: к 1929 году она жила в одном из лучших домов деревни.
Жужанна без малейших колебаний прописывала отчаявшимся клиенткам убийство и раздавала яд направо и налево, как средство от головной боли. Иногда даже сама убивала. Например, принесла лекарства, чтобы «успокоить» сложного мужа одной женщины – бывшего военнопленного, который никак не мог смириться с тем фактом, что на войне потерял зрение. Между двумя женщинами существовало негласное соглашение, что в лекарстве был яд, и Жужанна скормила его слепому мужчине, пока жена стояла рядом. Иногда акушерка предлагала и другие способы. Однажды объяснила очень бедной женщине, как именно заморить голодом нежеланного младенца.
Другая пожилая женщина – массажистка Розалия Такач – также принимала активное участие во многих убийствах. Эти преступления для нее стали личным делом после отравления собственного мужа – «скотины и алкоголика» – мышьяковой кислотой. Она обучала одну молодую мать изящному искусству убийства, чтобы та могла расправиться с деспотичным тестем, увещевая девушку: «Тебе не придется больше с ним мучиться, я принесу старику кое-что такое, что его уничтожит».
Таким образом, и сама идея убийства, и средства для него распространялись по Надьреву подобно пагубному туману. Ни одна женщина не убивала в одиночку. Вместо этого она шла к подругам за советом, а те поддерживали, одобряли и дарили нужные знания – и материалы. По оценкам, в Надьреве это происходило сорок два раза. Сорок два убийства. Тридцать четыре убийцы. Такая вот изнанка сестринства, дающая повод для гордости всем, кто уверен: если одна женщина несет в себе истинное зло, то группа женщин – это зло в квадрате.
Тесная связь убийств становится очевидной в случае Марии Кардош, одной из самых колоритных жительниц деревни.
Она была богаче остальных, лучше одевалась и была дважды разведена, что для Надьрева являлось необычным. После второго развода она завела любовника, бывшего председателя деревни.
Между тем ее взрослый сын от предыдущего брака, болезненный 23-летний юноша, становился все большей обузой. Марии казалось, что она перегружена заботой о нем, а ведь хотелось тратить энергию на новые отношения. Возможно, ей в целом надоели прелести материнства, и она думала, что к этому времени все обязательства как матери будут выполнены. Как бы то ни было, она купила у Жужанны мышьяк и стала подсыпать яд в еду сына. Его здоровье стремительно ухудшалось.
Незадолго до смерти сына Мария вынесла его кровать на улицу, чтобы юноша увидел последние лучи солнца. Он лежал и смотрел на небо, а Мария вспомнила, что всегда любила в своем мальчике: прекрасный голос.
«Я подумала, что с радостью послушала бы его еще раз, – рассказала она позднее полиции. – Так что я сказала: “Пой, мой мальчик. Спой мою любимую песню”. И он запел своим чудесным чистым голосом». Ей было грустно расставаться с ним, но после смерти сына она обрела свободу и теперь снова могла выйти замуж.
К несчастью для Марии, бывший председатель оказался заядлым бабником, и мысль о женитьбе совершенно не вызывала у него энтузиазма. В 1920 году Мария все-таки уговорила его; местные сплетницы сообщали, что его «пришлось силком тащить в ратушу, как свинью на скотобойню». Однако брак не привнес в жизнь женщины никакой романтики. Муж продолжал выпивать и ходить налево, и вскоре они уже спали в разных комнатах.