Леди-убийцы. Их ужасающие преступления и шокирующие приговоры

Деревню охватила настоящая истерия, и все стали тыкать друг в друга пальцами. Жители старались дистанцироваться от женщин, которые казались наиболее виновными, и больше всех враждебность ощутила Жужанна. С ней были связаны многие убийства, а потому акушерка стала одной из первых подозреваемых, кого подвергли допросу. Наверное, она была в ужасе, хорошо понимая, как много деревенских жителей может ее подставить.

Полиция выпустила ее под залог на один день, рассчитывая, что она поможет им выйти на других отравителей. Вместо этого Жужанна в панике ходила по деревне и просила у друзей и бывших клиентов денег на адвоката. Однако даже преуспевающей акушерке спасение оказалось не по карману. Она умоляла и умоляла, но напуганные селяне отворачивались от нее один за другим. Никто не мог рисковать наличием хоть какой-то связи с Жужанной, сколько бы услуг она ни оказала в прошлом.

Безуспешное хождение по деревне совсем лишило акушерку присутствия духа. Придя домой, женщина принялась громогласно клясться, что отомстит каждому из неблагодарных клиентов. Она не спала всю ночь, расхаживая по двору. Стены ее жизни, казалось, смыкались вокруг. Утром Жужанна увидела, что по улице за ней идут полицейские, вытащила из платья пузырек с ядом и выпила целиком.

В некоторых рассказах об отравительницах Надьрева она предстает инициатором всех убийств – сумасшедшая акушерка, вообразившая, будто обладает даром решать, кому жить, а кому умирать, или даже сверхъестественным даром. Корреспондент «Нью-Йорк Таймс» из Будапешта сравнил ее с «фигурой, в высшей степени подходящей, чтобы порхать вокруг кипящего котла в “Макбете” или выполнять обязанности африканской ведуньи». Другой журналист назвал ее «бестолковым восточным божеством, что постоянно рвет чью-то плоть окровавленными зубами».

Жужанна действительно играла центральную роль в убийствах, но в ней было куда меньше от ведьмы и куда больше от успешного дельца, чем писали в газетах.

Она была настоящей предпринимательницей, боссом преступного мира, если угодно: снабжала ядом женщин, которые хотели убивать. Сама приносила яд, если женщины слишком сомневались. Предлагала решать убийством любое напряжение, несчастье, насилие и раздражение, тем самым ненавязчиво легитимизируя его в умах односельчан.

Наречение Жужанны ведьмой – это попытка связать убийства с одним-единственным первоисточником. Источником зла. Это куда проще, чем признать надьревские убийства страшным феноменом, порожденным и вскормленным на плодородной почве социальных проблем.

У этих убийств не было одного виновника, и невозможно списать их все на Жужанну или, раз уж на то пошло, какую-либо другую женщину. Источник был столь же неуловим и всеобъемлющ, как и сам яд. В Надьреве сплелись в мудреную паутину экономические и культурные факторы, а также человеческие невзгоды, и атмосферу, сложившуюся в деревне, характеризовало не безумие одной акушерки, а тихое и долгое женское отчаяние.

Полицейские увидели, как Жужанна скорчилась на земле. Они пытались заставить ее проглотить молоко и извергнуть яд, однако женщина плотно стиснула зубы. Полицейские понимали, что вот-вот лишатся самого важного свидетеля, и бросились искать транспорт, на котором Жужанну можно было доставить в ближайшую больницу, находившуюся в другом городе. Только выбраться из Надьрева было не так-то просто, а соседи отказывались помогать. Они больше не хотели иметь с этой ведьмой ничего общего. К моменту, как нашелся извозчик, Жужанна уже скончалась.

Деревенские мистерии

Адвокат Янош Кронберг, назначенный следователем по делу, с самого начала возненавидел обитательниц Надьрева. Он задержал столько женщин, сколько смог, и отвез всех в соседний Сольнок, где их ждала толпа зевак. В таблоиде «Киш Уйшаг» отмечался печальный контраст между обвиняемыми (в основном бедными пожилыми женщинами в черном с понурым взглядом и платками у лица) и хорошо одетыми представителями среднего класса, которые осыпали их проклятиями.

Суд по этому делу предоставил среднему и высшему классам отличную возможность насладиться социальным превосходством. Эти люди и без того относились к крестьянам с предубеждением, а журналисты этим нагло пользовались, щедро приправляя репортажи большим количеством предрассудков. Заголовки подчеркивали старомодную, даже примитивную природу убийц. «Здесь полтора десятка лет не слышали голоса совести. Надьрев, деревня смерти на берегу Тисы». «Дети умерщвляли родителей средневековыми методами, чтобы заполучить их земли».

В тюрьме Сольнока надьревские крестьянки изо всех сил пытались приспособиться к одиночеству, кишащим крысами камерам и непрерывным допросам.