– Ревнует! – поправила я. – И не только к покойной Зинаиде. К нам тоже.
– К кому?!
– Ты забыла про камеру, которую дед пристраивал у нас в комнате, когда стол под ним почему-то опрокинулся?
– А как это связано с ревностью?
– Элементарно, Ватсон! Людмила, стоя за окном, толкнула стол, взбешенная тем, что ее любимый собирается подглядывать за другими бабами!
– Ух ты, какие страсти! Тебе это батюшка сказал, она ему призналась?
– Он не сказал, в чем она призналась, потому как, повторюсь, хранит тайну исповеди. Но я высказала это свое предположение, и он его не опроверг, хоть и не подтвердил.
– Я не сказала «да», милорд, – вы не сказали «нет», – понятливо хмыкнула подруга. – Что ж, это кое-что объясняет.
– В том числе и пятно на полу, – подсказала я. – Теперь мне понятно его происхождение. Это Петька по просьбе своего старшего друга, а на самом деле деда Ефимыча плеснул нам в прихожую краски, чтобы мы занялись устранением вонючей лужи и не совались в комнату, пока старик там камеру пристраивал. Раньше-то он это сделать не мог, ставни были закрыты. А звезда на калитке ветерана, которого опекает тимуровец Петька, точь-в-точь такой же красной краской намалевана…
– Что ж, ситуация проясняется.
– Но не с золотом, – вздохнула я. – Про него, как ты понимаешь, беспамятный Ефимыч ни сном ни духом.
– Еще не все потеряно. Я тебе тоже кое-что расскажу, но позже, при встрече, сейчас мне нужно бежать.
Ирка отключилась, я отложила трубку на край стола и решительно придвинула к себе макбук. Надо было поработать.
Очень надо!
Через неделю я должна сдать издателю очередной роман, который написала всего на три четверти. Закончить никак не получалось, потому что события в новом бессмертном произведении вышли из-под контроля автора: убийца, личность которого я сама еще не выяснила, разошелся и валил всех вокруг без разбору, как спятившая газонокосилка у Стивена Кинга, а у меня все не находилось времени призвать его к порядку.
Мысли были заняты историей с золотом. Или историями – во множественном числе? Не исключено ведь, что они никак не связаны, просто случайно произошли почти одновременно.
Я открыла макбук… закрыла и снова отодвинула.
Подперла подбородок кулаком и задумалась, как роденовский Мыслитель.
Посидела так с минуту, потом снова потянулась за мобильным и позвонила полковнику Лазарчуку.
– Сегодня ты опоздала, – с удовлетворением на грани злорадства сообщил Серега, – я уже позавтракал!
– Успешного переваривания, – пожелала я. – Ответишь на один вопрос?
– Смотря какой.
– Для полиции – простейший: где прописан Анатолий Ефимович?
– А тебе зачем это? Я же сказал, не надо продолжать поиски золота.
– При чем тут золото? Это обыкновенное человеческое неравнодушие. Старик очнулся, но частично потерял память, последний год или два не помнит, значит, из больницы отправится по своему прежнему адресу, а на чердаке в доме бабки Колобовой целая куча его вещей. Как я их верну хозяину, если не знаю, где он живет?
– А при чем тут ты? Пусть этим бабкины наследники занимаются.
– Если бы ты видел бабкину наследницу, дочь Татьяну, понял бы, что эта особа никому ничего не вернет, все бессовестно присвоит. Это не в интересах полиции! Потом дед все вспомнит, придет за своим добром, а тому уже ножки приделали. И понесет он вам заявление о краже, и будет у вас лишнее дело, оно вам нужно?
– Аргумент. – Полковник чем-то пошуршал. – Но этой информации у меня сейчас нет, узнаю – пришлю тебе дедов адрес регистрации эсэмэской.
– Договорились.
Закончив разговор с Лазарчуком, я снова придвинула и открыла макбук, но файл с недописанным романом опять не дождался моего внимания. Я прошла по ссылке на фото в облаке и стала просматривать снимки, сделанные на фестивале Никитой Шаховым.
Очень скоро мне стало понятно, что это сизифов труд. Невозможно найти что-то в огромной массе данных, не понимая толком, что вообще является предметом поиска.
Если честно, меня интересовали не красные перья, а сам золотой шлем Ахиллеса.
Если совсем честно, то подсознательно я надеялась увидеть этот приметный головной убор на фото и по снимкам, которые Никита делал с частотой моргания глаза, отследить его путь.
Не вышло.
Хотя шлем действительно попал в кадр, и не один раз: Ахиллеса Шишова в процессе его триумфального выступления фотокор отщелкал во всех возможных позах и ракурсах.
Это навело меня на мысль, которую опять же следовало проверить.
Прощай, недописанная рукопись! Боюсь, сегодня мы с тобой уже не свидимся, но жди меня, и я вернусь…
Я встала из-за стола, маршевым шагом проследовала в прихожую, сдернула с тумбочки сумку, с вешалки – жакет, сунула ноги в кроссовки и, громко объявив любимым, сидящим каждый за своим компьютером:
– Я ненадолго, к обеду постараюсь вернуться! – выскочила за дверь, пока меня не остановили уточняющими вопросами.