Леди в озере

Теперь же ей казалось, что эта большая «S», рядом с коей две маленькие «m» казались особенно незначительными, говорила о том, какой должна была стать ее дальнейшая жизнь – жизнь служанки сначала при Милтоне, а потом при Сете.

Она накрасила губы бледной помадой, начавшей входить в моду недавно.

В ярком освещении ресторана было видно, что Милтон нервничает. Боже. Он наклонился, кажется, желая поцеловать ее в щеку, но затем, видимо, передумал и вместо поцелуя до смешного крепко пожал ее руку.

Они разговаривали о Сете, пока не подали салат, затем о работе – о работе Милтона, а не Мэдди – в ожидании основных блюд. (Милтон заказал камбалу, а Мэдди – «сладкое мясо»[128]. На самом деле ей хотелось заказать омара «Кардинал»[129], но она понимала, что нетактично заказывать самое дорогое блюдо в меню. К тому же продолжала придерживаться правила не есть ракообразных в присутствии Милтона.) Беседа получалась приятной, но у нее было такое чувство, будто Милтон пока не говорит того, что действительно хочет сказать.

Когда они ели мороженое с шоколадным соусом, он выпалил:

– Ты больше не носишь помолвочное и обручальное кольца.

– Они… – Мэдди почти забыла о том, что сделала. – Их украли. Из моей первой квартиры. Я съехала оттуда в том числе и из-за этого.

– По-моему, теперь ты тоже живешь не в самом благополучном районе города.

– Я живу менее чем в двух кварталах отсюда. Если этот ресторан находится в достаточно безопасном районе, чтобы приезжать сюда на ужин, то о чем говорить?

Зря сказала, что квартира неподалеку. Возможно, он настоит, чтобы проводить ее до двери. А если попытается поцеловать? Когда-то она любила Милтона, правда любила. Если бы не Уолли Вайс, она бы так и не осознала, что разлюбила его. Мэдди с нежностью вспоминала его широкую волосатую грудь и то, в какой безопасности она чувствовала себя рядом с ним.

Но больше ей не хотелось чувствовать себя так.

– Извини, что я ничего не делал по поводу нашего развода. Но прошел уже почти год, и мне сказали, что я могу оформить развод по той причине, что ты бросила меня.

Как ни странно, ей захотелось защитить себя. Она никого не бросала. Просто спасала собственную жизнь.

– Я буду получать алименты?

– А они тебе нужны?

Вопрос был ей неприятен, потому что да, нужны. Но она не могла заставить себя сказать ему это.

– Мне просто любопытно, что по этому поводу говорит закон. Ведь мы прожили вместе почти двадцать лет.

– Скорее всего, продам дом. Сет хочет учиться в Пенсильванском. – При чем тут продажа дома, подумала Мэдди.

– Но у тебя же достаточно денег для оплаты его учебы, не так ли? И без продажи дома?

– Дело не в деньгах. Мэдди – у меня есть кое-кто.

Ну конечно.

– И она не хочет жить в «моем» доме?

– Она этого не говорила. Но Сет уедет, а она очень молода.

– Насколько?

– Ей двадцать пять.

Ну конечно.

– Выходит, я еще недостаточно стара, чтобы быть ее матерью, но сам ты мог бы быть ей отцом.

На лице Милтона отразилось разочарование, разочарование в ней. Сейчас он впервые смотрел так, будто хотел сказать: «Мэдди, это недостойно тебя». Да, недостойно. И неправдоподобно к тому же. Да, Милтон мог бы зачать ребенка в шестнадцать, но это маловероятно. Из-за учебы и работы в магазине отца у него просто не было времени для девушек.

– Как ее зовут?

– Эли.

– Это уменьшительный вариант?

– Я… Я не знаю. – Он был озадачен своей собственной влюбленностью и тем, что он точно не знает имени своей возлюбленной.

Что еще следует спросить? Разговор единственный в своем роде, такой, которого у нее никогда не бывало прежде и никогда больше не будет: разговор о новой любви ее мужа. Нет, она не собака на сене, она не хочет Милтона, не хочет той жизни, которую он собирается построить с Эли и которая в общем и целом будет повторением его жизни с ней самой. «О, Милтон, – хотела сказать она. – Ты же еще молод. В мире столько всего такого, чем можно заняться, на что посмотреть. Не возвращайся к подгузникам и клоуну Донадио».

– Тебе надо отрастить бакенбарды, – вырвалось у нее.

– Что?

– Мне кажется, они были бы тебе к лицу. – Она действительно так думала.

Его волосы все еще были густы, и в них почти не проглядывала седина. Интересно, как выглядит Эли. Либо она очень похожа на Мэдди, либо ее полная противоположность. Мэдди больше бы польстила противоположность. Если он завел еще одну голубоглазую брюнетку, это значит, что Мэдди всего-навсего одна из женщин его типа, а если Эли, напротив, худосочная блондинка, то он так и не сумел забыть жену, и она останется с ним навсегда, как хроническая болезнь.

Он действительно настоял на том, чтобы проводить ее, и она подумывала позвать его в квартиру и продемонстрировать ему, чему за последние месяцы научилось ее тело. Соблазн пометить его как свою собственность был велик, но она понимала, что это было бы нечестно и мелкодушно.