Как глупо было думать, будто Клео имеет тут значение. Теперь, по прошествии времени, Мэдди ясно видела, какое место женщины занимают в этом мире. Мужчины имеют полное право заводить связи на стороне при условии, что ведут себя осторожно. Некоторые из них считают себя вправе убивать женщин, не отвечающих на их страсть. Клео же не имеет значения, она не смогла бы повлиять на итог выборов. Никогда не имела ни малейшего значения.
Репутация Изикиела Тэйлора как была, так и осталась безупречной, его кампания была полностью оплачена грязными деньгами Шелла Гордона. Как я была глупа, думала Мэдди. Смерть Клео была интересной, пока она оставалась загадкой. Когда же загадка оказалась разгадана, она стала скучной. Безумный, отчаянный поступок, совершенный отцом возле здания суда, привлек к себе больше внимания, чем убийство дочери. Одно дело, когда белый убивает негритянку, обезумев от любви. Но когда отец этой негритянки начинает стрелять возле здания суда, в толпе, и задевает пулей молодого полицейского офицера – все ожидают, что в тюрьме он проведет не меньше времени, чем убийца дочери, а может, и больше.
Продолжая отвечать на звонки и обновлять результаты, Мэдди вдруг почувствовала, что атмосфера в редакции изменилась. В результатах было что-то неожиданное. Даже утомленная Эдна, которая должна была написать статью о тенденциях, просматривающихся в первичных выборах, похоже, была удивлена.
– В чем дело? – спросила Мэдди Боба Бауэра, который только что вытащил из печатной машинки текст своей колонки. Но вместо того чтобы крикнуть: «в печать», он скомкал бумагу и вставил в машинку новый лист.
– Черт побери, пока ничего не понятно. После подведения итогов по всем избирательным участкам Махоуни имеет перевес менее чем в сто пятьдесят голосов. Будет пересчет. Кларенс Митчелл Третий уже заявляет, что он организует движение негров за Агню, если кандидатом станет Махоуни.
– Как она вообще может победить? – спросила Мэдди. Она все лето следила за тем, что газеты писали о выборах губернатора, и знала, что Махоуни проигрывал гонки уже шесть раз.
– Электоральная база расколота Сиклзом и Файнаном, и у Махоуни был лозунг, нашедший отклик в сердцах избирателей. «Твой дом – твоя крепость».
– Но разве этот лозунг не отдает расизмом?
– Для вас, может, и отдает. Другое дело – какой-нибудь малый, который видит, что цена его дома идет вниз из-за того, что состав населения в районе меняется. Никому не позволено посягать на дом, где ты живешь, потому что он – часть тебя. – Бауэр посмотрел на бумагу на каретке. – Вот оно. «Никому не позволено посягать на дом, где ты живешь». Я придумал ключевые слова, Мэдди, так что извините…
На следующий день с утра до вечера шел дождь, и набралось четыре дюйма осадков, что стало рекордом. Но это был не очистительный дождь, после которого Балтимор почувствовал бы себя освеженным. Влажность не уходила, и выпрямленные волосы Мэдди снова начали виться. Все в газете устали и были раздражены – сказывались недосып и слишком большое количество кофе.
В четверг Мэдди явилась в дом матери с паштетом из куриной печени и фисташек.
– Купила в «Севен локс»? – спросила ее мать.
– Нет, приготовила сама. – Ей пришлось долго протирать куриную печень через сито. – Он кошерный.
Отец вынул все орехи, сказав, что они плохо влияют на его кишечник, но мать не стала критиковать ее стряпню, что было равносильно признанию. Вместо этого заговорила о личной жизни Мэдди.
– Скоро Йом-Киппур, – начала она.
– Да, конечно.
– Так ты собираешься вернуться? Если попросишь Милтона принять тебя обратно, он, вероятно, подумает над твоей просьбой. Ведь искупление включает в себя прощение ближних.
– За мной нет никакой вины, требующей искупления, – резко ответила Мэдди. – И меня не за что прощать.
– С кем-то встречаешься? – В вопросе ее матери прозвучал скрытый намек, но она никак не могла знать о том, что творилось на углу Малберри и Катидрал.
– Нет. – Вовсе не ложь. Ведь нельзя сказать, что ты встречаешься с мужчиной, если все ограничивается сексом в твоей квартире. Мэдди подумала о том вечере на стадионе, о том, как волнительно было просто сидеть рядом с ним плечом к плечу.
И тут она вспомнила, как Джон Диллер, прищурившись, сказал: «
– Право же, Мэдди, я все понимаю, поверь. Перед тем как ты пошла в выпускной класс, летом, я и сама немного обезумела. Это естественно. Ты много лет воспитываешь своего ребенка, а затем приходит время, когда он выходит во взрослую жизнь. Это случается с каждой из тех женщин, которых я знаю. Дебби Вассерман поймали на краже из магазина «Джайант» в Инглсайде. Она не поленилась проделать на машине весь путь туда, чтобы украсть кондитерский рулет.
Мэдди намазала паштет на тост. Отличный паштет. Сейчас в своем кухонном уголке с двухконфорочной плитой она готовила лучше, чем когда жила в Пайксвилле с морозилкой, полной сырного хлеба из «Хатцлерз» и всеми теми маленькими хитростями, к которым она прибегала, чтобы еда на ее званых ужинах казалась домашней.