Ледяная княжна

Выдох. Точность, выверенная годами тренировок. Разноцветными волнами пробегало по лезвию отражение комнаты.

«Путь воина не терпит суеты и торопливости, но больше всего он не терпит трусости».

Движения становились быстрее, тело ускорялось, все еще удерживая ритм танца.

«Приняв решение, воин должен ему следовать. Пустые сомнения – ржавчина, разъедающая твое оружие».

Теснота комнаты не позволяла развернуться в полную силу. Ничего, завтра он начнет тренировки, и тогда ему придется жалеть совсем о другом.

«Ты – последний из нас. Помни об этом».

Он помнил. Всегда помнил.

А вот с даром все непросто. Зачем нужно было заставлять женщин брать в руки оружие, как будто для этого недостаточно мужчин?

Сила женщин в их слабости. Именно она позволяет мужчинам чувствовать полноту жизни, избавляет их кровь от хладности и прибавляет ума.

И кто будет продолжать род, если все начнут браться за оружие? Кто станет готовить, воспитывать детей?

Неправильно здесь все. Неразумно. Если только… Чувство, что он не видит чего-то, лежащего на поверхности, вызывало досаду. Чужая тайна манила к себе, как запретный плод. Впрочем, попытайся он действовать открыто, его вышвырнули бы из Ледяных гор в двадцать четыре часа, и никакое заступничество Айрин не помогло.

Хасар опустил меч, пару секунд постоял, восстанавливая дыхание, убрал оружие и вышел в коридор. Беспокойство Лазариты передалось и ему. Он прошел по коридору в другое крыло, поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь в комнату Айрин. Здесь царила умиротворенная тишина. Разметавшись на кровати, спал Дик, утомленный играми на улице. Рядом дремала в кресле служанка. Хасар внимательно осмотрел комнату и, не найдя причин для тревоги, прикрыл дверь и вернулся к себе.

Этот приграничный городок мало чем отличался от десятка таких же, разместившихся на пути вечного движения из одной страны в другую и наоборот. Тени войны еще стояли в воздухе, выглядывали из разбитых стекол, просвечивая в изрешеченных пулями стенах, валяясь мусором на неубранных улицах, чернея занавешенными в комнатах зеркалами и отмечаясь свежими могильными холмиками на городском кладбище.

Но жизнь потихоньку возвращалась и сюда. Уже колыхались свежие занавески на окне первого этажа каменного дома, из кухни пахло едой, а со двора доносились азартные детские крики.

Он оглядел пустую улицу, сморщил нос, уловив донесшееся из переулка зловоние, и ускорил шаг. До встречи оставалось минут десять. Попавшийся ему навстречу патруль проводил его внимательными взглядами, но останавливать не стал. Кому нужен щуплый подросток с кучей веснушек на носу и щеках, глуповатым выражением на лице и рыжими, взлохмаченными волосами? Сколько их сейчас бродит по выжженной войной стране – одичавших, голодных и потерявших в водовороте жизни родных и семью.

Он свернул на центральную улицу. Здесь были видны судорожные попытки привести город в порядок. Сверкали свежевставленные стекла, мусор был сметен в кучи, а с террасы единственной работающей в городе таверны доносились заунывные звуки скрипки. Рядом на дереве устроили шумную перепалку вороны, заглушая карканьем и скрипку, и шум кухни, и разговоры немногочисленных посетителей, предпочитавших по случаю хорошей погоды террасу душному залу.

Игнорируя напряженные взгляды подавальщиков, он неторопливо поднялся по скрипучим ступеням и направился к угловому столику, прикорнувшему в тени соседнего дома. Вид нового посетителя не внушал уверенности в оплате заказа, да что там, можно было поспорить, что в его дырявых карманах не найдется и пары монет, но подавальщиков сбивал с толку самоуверенный вид парнишки, и они медлили с его выдворением.

Он усмехнулся. Ничего, скоро здесь появится еще одно действующее лицо, и тогда все вопросы отпадут. Он бы предпочел встретиться где-нибудь в менее людном месте, но она… Она была ужасно упряма, в своем упрямстве напоминая ему боевую ослицу. Те же повадки, то же самомнение и тот же вредный, вздорный характер, прикрытый внешним спокойствием, а еще этот забавный страх-преклонение окружающих перед ослицей.

Он откинулся на спинку стула, приготовившись насладиться спектаклем. Первыми стихли вороны. Из чувства самосохранения, наверное. Затем перестала терзать уши фальшивой игрой скрипка. Подул холодный ветерок, сминая необычную для осени полуденную жару. На лицах подавальщиков появилось оживление. Они перетаптывались, вытянув шеи, дружно глядя в одну сторону. И стоило носку ее сапога коснуться первой ступеньки этого убогого заведения, они как по команде сорвались с места. В одно мгновение появилась сияющая чистотой скатерть, графин с водой и даже чуть подвянувшая роза.

– Ты опоздала, – вместо приветствия сказал он, когда ледяная прошла мимо приготовленного для нее столика, даже не бросив на него взгляд, и села напротив.

В ответ ему досталось раздраженное:

– Прикуси язык.

Она поморщилась, разглядывая его конопатое лицо, взлохмаченные волосы и пальцы с черными ободками под ногтями.

– Обязательно было так выряжаться?