Ледяная колдунья

Аня прошлась, осмотрела ещё пару похожих деревьев. Лесной воздух наполнял лёгкие запахом грибов и земли, но это не помогало – дышать становилось всё труднее. Сердце бухало в висках от обиды и страха.

– А-а-а-аня-а-а! – услышала девочка. С крыльца ей махала Кэхэтис.

Пришлось солгать выдринге, что захотелось подышать свежим воздухом.

За окном стремительно темнело. И чем темнее становилось, тем яснее Аня понимала – мысль отправиться спасать подругу ночью была не слишком удачной. В тёмном лесу она просто заблудится, и спасать надо будет уже её саму.

Девочка достала из горячей печи котелок с водой. Кэхэтис, убедившись, что юная гостья справляется с ухватом, отправилась помогать Руте. Только иногда приходила за горячей водой и приносила грязные тряпицы и пустые плошки.

В маленькой кухоньке стало душно от пара и печного тепла. Стёкла окошек запотели. Хотелось выйти на крыльцо и вдохнуть свежего воздуха, но в любую минуту могла понадобиться вода или ещё какая-нибудь мелкая помощь, поэтому Ане приходилось терпеть.

Ничего, завтра она наверняка найдёт свою отметку. Или обратится к Руте – целительница добрая, она поймёт. А как незаметно пробраться мимо охранников, Аня обязательно придумает. Может, поговорить об этом с Тирре? Хотя… нет, не стоит. Их наверняка услышит ласкета.

За стеной раздался то ли писк, то ли громкий всхлип. Потом тихое попискивание, как у новорождённых щенков. Слава богу! Пускай ласкеты Ане не друзья, но благополучное рождение малышей будто сняло невидимый груз с души.

Минуту спустя мимо кухоньки прямиком на улицу прошла Рута – не издав ни звука и даже не посмотрев в сторону Ани. Девочка вскочила со скамьи, радуясь притоку свежего воздуха, и выбежала в коридор:

– Рута!.. – Очень хотелось последовать за хозяйкой дома в ночную прохладу, но смущала темнота на улице.

Вышедшая в коридор Кэхэтис с тазом грязной воды пояснила:

– Мыться пошла. Она всегда в озере плавает после тяжёлых операций. Роженица-то чуть не умерла, но Рута кого хошь с тёмной стороны вытащит. – Выдринга поставила ношу на лавку рядом с горячим печным боком и прикрыла входную дверь.

Девочка представила, что плавает в чёрной воде, а снизу какие-нибудь рыбы или водоросли касаются голых ступней, сразу наводя на мысли об утопленниках или о ещё какой-нибудь жути, и передёрнула плечами:

– Уж лучше при свете…

Кэхи хмыкнула, но вдруг насторожилась:

– Что это?

Аня тоже прислушалась. Что-то едва слышно потрескивало, и, похоже, в кухне.

– Горит! – Выдринга подскочила как ужаленная, пролив немного воды из таза, и пробежала мимо девочки, грубовато оттеснив её плечом.

Аня тоже кинулась в кухню. Кэхэтис выплеснула грязную воду прямо на занявшийся половичок рядом с печью. Горели вязанки трав на стене и угол посудного шкафа. Горела даже сама стена – вернее, заполнявший её стыки мох.

– Что стоишь?! Ведро хватай! Вон кадушка с водой!

Девочка послушно бросилась к стене, где огня ещё не было. Рядом с большой бочкой стояло пустое ведро. Аня зачерпнула из бочки воды, протянула выдринге. Та лучше знала, что делать, – схватила ведёрко и окатила стену рядом с печью. Зашипело. От удушливого чада девочка закашлялась.

– Ещё! – Кэхи почти швырнула ведро обратно.

Аня мельком удивилась, как маленькая выдринга с такой лёгкостью поднимает полное ведёрко.

Огонь уже едва теплился.

Девочка снова зачерпнула воды, быстро передала ведро Кэхэтис.

Наконец всё было потушено. Помощница Руты размазала по лицу сажу:

– Уууфф… вот ведь дура старая – поставила девчонку за печкой присматривать! А теперь удивляйся открытой заслонке!

Аня почувствовала, как вспыхнули щёки:

– Простите, пожалуйста…

– Ничего… – Кэхи поставила на место заслонку и устало села на лавку. – Главное – потушили. Да и не твоя это вина.

В комнате за стеной кто-то вскрикнул. Аня вздрогнула и поймала встревоженный взгляд выдринги. Глаза у той округлились от испуга:

– Запечек! Там же травы сушились!

Словно и не было никакой усталости, Кэхэтис рванулась в коридор, где трещал огонь: они не заметили и не услышали его, пока тушили пожар на кухне. Здесь уже горел проём комнатной двери, полыхали вещи, сушившиеся у печи, половики, занавески.

Аня дёрнулась было на кухню за водой.

– Стой! Не потушим! – Шерсть на загривке у выдринги вздыбилась.

Огонь уже подбирался к сеням. Кэхэтис кинула на ближайшие языки пламени какой-то тулуп и крикнула:

– Тирре! Через окно выбирайтесь! – Потом схватила за руку пытающуюся протестовать Аню и выбежала с ней на улицу. Девочка закашлялась – видимо, успела наглотаться дыма. Трава, лес, вода – всё освещалось теперь красным заревом. Трещало горящее дерево, гудел огонь.

Выдринга бросилась к воде за Рутой. У Ани в груди ныло от страха, она ждала: вот-вот они выберутся, появятся! Не могут не появиться…

Где-то внутри обвалилось перекрытие – крыша просела. Девочка рванулась к дому – не могла она бросить в огне новорожденных малышей и Тирре. Да и ласкету жалко. По пути схватила какой-то камень – разбить стекло.

– А-аня-а-а!!! – От воды бежала Рута. Мокрая, полуодетая. Понять, испугана она или злится, обернувшаяся на крик девочка не могла.