Ледяная скорлупа

— Хуже того, стыковочное устройство было одно. Даже если бы рядом стоял второй баротрактор, туннелировать через вакуум мы еще не научились. Мне кажется, Нардан Грам был одержим до потери разума. Он нас с третьим дежурным достал: «Как мы можем тут сидеть, даже не заглянув за ту гряду?! Как можно сидеть, когда так просто заглянуть туда?!» Мы же волонтеры. Жесткой дисциплины у нас и в помине не было, да и сейчас нет. Окоротить напарника, чтобы он заткнулся, не было ни полномочий, ни сил. Пришлось торговаться. Сошлись на том, что он тихонько и аккуратно заберется на гребень соседней гряды, сделает снимки и вернется. Ну, он и поехал, тихонько и аккуратно, исправно отвечая по радио на все мои вопросы. Забрался на гребень и говорит: «Там еще одна гряда, параллельная этой — она всё закрывает. С нее должен быть замечательный вид». У меня вся голова шишками покрылась от ужаса — я понял, что сейчас произойдет. Говорю медленно и холодно: «Возвращайся, ты снял ту гряду — и достаточно. Ты сделал большое дело, возвращайся». А он отвечает: «Извини, пока не увижу, что там дальше, не вернусь», — и вижу — трогает на ту сторону, через гребень. «Возвращайся, сволочь!!!» — заорал я так, что усилитель загенерил — мы с напарником оглохли на время. А он вырубил связь и исчез за грядой.

— Сомнамбула…

— Представь, что мы испытали, когда шаг за шагом уходила надежда. У него ведь кроме аккумуляторов не было источников энергии. Ни на движение, ни на обогрев. Мы примерно знали, в какой момент он потерял возможность вернуться. Мы точно знали, когда он начал замерзать. Всё знали. И ничем не могли помочь! Прекрасно понимали, как именно он сейчас где-то там гибнет, и ничего не могли сделать!

— Представляю. Надеюсь, он умер легко, говорят, что смерть от переохлаждения самая легкая. И еще надеюсь, что перед смертью он забрался на тот самый гребень, и увидел, что за ним.

— Когда-нибудь узнаем это. Он ушел на юго-запад. Можно со следующей ракеты сделать близкий снимок того сектора?

— Конечно, можно, баротрактор на снимке будет прекрасно виден. У нас еще две ракеты. Могу настроить следующий запуск на снимки ближнего плана.

Аромс Дронг не ответил. Он продолжал рассматривать снимок — на нем баротрактор выглядел бы точкой размером в один пиксель — не отличить от большого камня. Да и не может он там быть, поле снимка слишком далеко. И к тому же этот ландшафт совсем не для баротрактора…

— Слушай, на самом деле не надо ближнего плана, не хочу видеть. Пусть в сознании останется, как он исчез за гребнем, — и всё. Не хочу больше ничего знать! Какая разница, завалился ли он набок или замерз стоя? Не хочу переживать снова. Тогда я сразу попросил снять меня с вахты. Но и там, внизу, добивали расспросами и упреками: «Как ты мог отпустить его!» — и так далее. Хватит с меня.

Аромс Дронг замолчал и уставился в окошко, глядя на ту самую гряду, за которой исчез Нардан Грам. Он вспомнил, как сам в юности плыл вглубь разветвленной лавовой пещеры. Его щелчки гасли за ближайшим поворотом, но он плыл и плыл — за каждым следующим поворотом могло открыться что-то чудесное — огромный зал или выход на поверхность. Опять лаз, надо протискиваться, но за ним будто что-то прослушивается, там обязательно что-то есть. Ничего, что направление почти потеряно — выберусь как-нибудь, важно увидеть, что за поворотом налево, кажется, ход расширяется…

Если бы не подвернулась группа туристов с планом пещеры, так бы и остался в том лабиринте. Почему нас так тянет нечто скрытое за холмом или поворотом, иногда заставляя рисковать жизнью? Ведь нет там ничего особенного — мы понимаем, но не верим.

— Слушай, — сказал Напарник, — вот эти двойные гряды, они, похоже, вырастают вдоль трещин. Вон те две справа вверху — молодые трещины, видно, как они недавно пересекли старые гряды, а их собственные боковые гряды еще не успели вырасти. А в самом низу старая двойная гряда, будто бы вдоль нее произошел сдвиг поверхности. Везде трещины. А если трещина пройдет через нашу скважину?

— Будет печально. Если она образуется внезапно, то наверняка порвутся силовые кабели, и смена наверху быстро замерзнет. Но то, что мы видим, все эти трещины и гряды формировались тысячи колен. Новые трещины наверняка возникают очень редко. Гораздо вероятней, что наш род исчезнет или одичает, прежде чем трещина уничтожит скважину.

— Да ты оптимист, однако!

— Оптимист… Еще раньше народ перестанет понимать, зачем мы здесь сидим, тратим массу электричества и другие ресурсы и не приносим никакой практической пользы.

— О да! Когда я вернулся с первой смены — а это было вообще первое регулярное дежурство, — журналисты затюкали меня одинаковыми вопросами: «Какая практическая польза от того, что вы там сидите, рискуя жизнью?» или «Зачем истязать себя пребыванием во враждебной среде без всякой пользы?».