Ледяная трилогия

— Я тоже… — произнесла Ольга. — Очень хотела бы.

Она встала, потянулась, глянула в окно. Смеркалось. В Нью-Йорк вползал душный июльский вечер, зажигались огни. А здесь, в Нохо, как и всегда, в любую погоду, было классно. Ольга вытянула из пачки сигарету, подошла к северному окну, выходящему на Ист Виллидж, закурила. Итак, сегодня она прочитала еще три истории. Всего на сайте их было более четырехсот. Многие она помнила, мысленно возвращаясь к ним. Эти рассказы теперь стали для Ольги главной книгой жизни, сваями, уходящими в зыбкий, ненадежный окружающий мир, отнявший у нее родителей. На эти сваи она опиралась. Они не давали ей опустить руки, впасть в депрессию. Имена потерпевших от ледяного молота она знала и произносила, как имена братьев и сестер: Мари Колдефи, Эдвард Феллер, Козима Илиши, Барбара Стачинска, Николай и Наташа Зотовы, Йозас Норманис, Сабина Бауермайстер, Злата Боянова, Ник Соломон, Рут Джонс, Бьорн Вассберг. Все они прошли через пытку льдом. Все корчились, кашляли кровью, теряли сознание от тяжких ударов. Все потом мучительно возвращались к жизни, вскрикивали от боли, вдыхая воздух разбитой грудью. Все тщетно пытались найти сочувствие у окружающих, доказать, что все случившееся — чистая правда. И все натолкнулись на стену непонимания, как на тот самый лед…

Теперь к ним прибавились еще эти трое.

«Они что-то колют всем, чтобы отбить память. — Ольга курила, глядя в окно. — Но не на всех это действует. Или не успевают вколоть? Или… думают, что человек уже мертв? А я была живой. И Бьорн. И Барбара. И Сабина…»

Попугай в своей клетке кашлянул, распушил перья. И тихо произнес по-русски:

— Паровоз.

Ольга загасила окурок, подошла к Фиме. Слову «паровоз» попугая научил покойный отец.

— Нет, Фимочка, не паровоз. А самолет. И судя по всему — довольно скоро… — Ольга просунула в клетку палец, почесала попугаю розовый коготь. — А тебя опять Аманте отдам. Скучать будешь?

— Паровоз! — ответил попугай.

Храм и Горн

Горн очнулся на вторые сутки.

Сердце его выплакало печаль шести лет земной жизни. Маленькое тело изнемогло. Лицо похудело и осунулось. И повзрослело. Теперь он уже не мальчик-олигофрен, несомый бессмысленной земной жизнью, а светоносный Горн. Теперь он готов к подвигу во имя Света. Он начинает свой новый путь. Великий путь. Все это время я неотступно была рядом. Я отстранялась от его сердца, когда оно плакало. Сидела и смотрела. И берегла его. Теперь, когда сердце его очистилось от прошлого, я могу приблизиться .

Горн ждет.

Я кладу пальцы на его веки. Глаза его открываются. И смотрят на меня. Это глаза брата. Самого важного для нас. И я должна ввести его в Братство. Сердце его успокоилось. Оно готово внимать.

И я заговариваю с ним.

Сердце Горн открыто. Оно хочет. Оно потрясает меня своей силой. Новой силой. Силой, которую ждали мы все. Я помогаю ему.

Я поставила сердце свое щитом светоносным между Горн и миром. Старое тело мое стало тенью от щита сияющего . Тень тела моего заслоняет мир: еще не время! Мир Земли лежит за моей сутулой спиной. Круглый, непостоянный, самопожирающий и опасный мир Земли гудит за моей спиной. Спина моя — широкая тень. Чистое сердце Горн не должно видеть мир: еще не время! Оно не готово прикоснуться к миру Земли. К беспощадному миру. Который пожирает себя. Который клубится яростью самоуничтожения. Дрожащие руки мои заслоняют континенты. Костлявые пальцы расходятся в стороны, скрывают города. Мясные машины клубятся под морщинистыми ладонями. Деревни и поселки, дороги и механизмы теснятся за моими дряблыми бедрами, сохранившими шрамы от пыток. Плечи мои скрывают тяжкий порядок армий земных. Голова заслоняет страны Севера, где мы нашли столько наших . Яростный мир мясных машин накрываю я тенью тела своего, обратив сияющее сердце к желанному брату.

Я обороняю Горн.

Я оберегаю Горн.

Я храню Горн.

Я кормлю Горн.

Сердце Горн раскрывается стремительно. Оно течет сиянием желания. Оно требует. Рост его быстр. Никто из Братства не быстр сердцем так, как Горн. Никто не прорастает Светом так стремительно. Мы радуемся. Мы сияем и ликуем. Сердца наши, обстоящие новообретенного, сияют радостью Света. И ликование Света наполняет Братство восторгом: мы поверили ! Горн заставил нас уверовать в Исполнение. То, о чем грезили сердца, о чем говорили в Больших и Малых Кругах, о чем стонали во сне, о чем шептали умирая, — приблизилось! И Горн приблизил это.

Мы бережем его сердце и тело.