Ледяная трилогия

Сидящие с книгами смолкли. Ольга снова погрузилась в горьковато-трогательный мир Фицджеральда. Когда правительственная авиация разбомбила дворец хозяина Алмазной горы, когда сам он навсегда затих под алмазными обломками, а его прелестные дочери стали нищими сиротами, глаза Ольги наполнились слезами. Она читала:

— Я люблю стирать, — сказала Жасмин. — Я всегда сама себе стирала носовые платки. Теперь я буду стирать белье и содержать вас обоих.

— Все как сон, — вздохнула Кисмин, глядя на звезды. — Как странно быть здесь в одном-единственном платье! Здесь, под звездами! Я раньше совсем не замечала звезд! Считала их громадными алмазами, принадлежащими кому-то. Теперь же они пугают меня… Мне кажется, что все прежнее было сном. Вся моя юность — сон…

— Юность всегда сон, — спокойно произнес Джон. — Особая форма безумия.

Ольга содрогнулась, сдерживая рыдания, закрыла лицо руками. Слезы брызнули сквозь пальцы, и она по-детски разревелась.

— Потерпи, детка, сорок две минуты осталось. — Татуированный хлопнул по столу «Шпионом, который любил меня». — Суки, не могли сделать отбой в восемь!

— Потише, Штамп, — проговорил рослый серб, отрываясь от Чейза и косясь на камеру слежения. — У нас все нормально. Мы всем довольны.

— Я до… мой хочу-у-у-у… — рыдала Ольга. — У меня там попу-у-угай…

Ей стало ужасно сладко и горько почувствовать себя крошечной и беззащитной под этой ледяной горой.

Маленькая миловидная американка Кэли подсела к Ольге, обняла за плечи:

— Милая, ну потерпи. Уже скоро.

— Нет, в библиотеке еще хуже ждать… — приподнялся сумрачный светлобородый немец, подошел к стеллажам и поставил том Сименона на прежнее место. — Салли, пошли водички попьем.

Староста «Ветчины» Салли, похожая на Мартину Навратилову, махнула ему рукой, не отрываясь от «Фиесты». За немцем побрел татуированный. И тихий, болезненно худой эстонец, медленно читавший по-немецки Томаса Манна.

— У мужиков нервы сдают. — Кэли достала платок, стала вытирать Ольге слезы. — Спокойней, детка. Твой дом теперь здесь. И мы тебя все любим. Мы — твоя семья…

— Твои братья и сестры, — пробормотала итальянка, листая брошенного рыжей «Швейка». — А это правда весело?

— Классная книжка, — отозвался очкастый венгр.

Ольга всхлипывала.

В библиотеку вошел Бьорн.

— Что случилось? — подошел он к заплаканной Ольге. — Тебя побили?

— Нет, просто взгрустнулось, — Кэли гладила Ольгу.

— Побили меня! — засмеялась итальянка и вдруг нарочито громко запела мужским басом.

Кэли расхохоталась, захлопала в ладоши. Салли присвистнула, не отрываясь от «Фиесты». Старичок с васильковыми глазками заткнул пальцами уши. Бьорн сел рядом с Ольгой:

— С тобой все в порядке?

— Слишком… — Ольга захлопнула обмоченную слезами книгу.

— Фицджеральд, — прочитал имя автора Бьорн. — Слышал о нем. Это он был алкоголиком?

— Да.

— Многие американские писатели — алкоголики.

— Да, да… — слабо бормотала Ольга.

Бьорн в упор смотрел на Ольгу. В объятиях Кэли она сидела отрешенно.

— У тебя сегодня бонус? — тихо спросил Бьорн.

— Наверно…

— У меня тоже.

Кэли навострила уши.

— Так ты придешь к нам? — Бьорн разглядывал ее ухо.

— Наверно…

— Эй, big boy, бонус не только у тебя. — Кэли из-за головы Ольги кольнула Бьорна быстрым сине-желтым взглядом. — Ольга, ты ведь уже была с нами. У нас в углу так все крепко. Такие мощные ребята! Тебе же вчера понравилось?

— Ольга, у нас круче, — заговорил Бьорн. — Шведский угол самый крутой.

— При мне такую чушь не говори! — воскликнула итальянка. — Шведский угол! Потратишь бонус зря. Приходи к нам. Мы с французами слились. И с нами албанцы, румыны и три македонца. Греки тоже хотят примкнуть. Это будет самый крутой угол!

— Не слушай ее, Ольга. Ты же наша, ты знаешь, американцы самые крутые! Не только наверху.

— Наши круче! Гораздо круче! — не унималась итальянка.

— Ольга, тебя ведь уже приглашали в шведский угол, — нервно улыбался Бьорн.

— Не ходи, потеряешь бонус зря! — не унималась Кэли.

— Заткнитесь! — Салли захлопнула книгу и с размаху ударила ею по столу. — Захотели в карцер?!

— Есть общее правило ожидания отбоя, господа! — затрясся от негодования старичок.

— Мы все здесь в равных условиях, черт возьми! — воскликнул конопатый швед с ежиком белых волос.

— Ольга, делай правильный выбор!

— Думай, Ольга!

— Замолчали все! — хлопнула в ладоши Салли. — Читаем!

И снова раскрыла «Фиесту».

Кэли встала, поставила «Хоббита» на полку и вышла, чертыхаясь. Бьорн тяжело вздохнул, косясь на телекамеру. Ольга повернулась к нему.

— Невыносимо… — прошептал он, вытирая пот с бледного лица.

— Двенадцать минут.