– Ты что тут забывала?! – как только мы зашли туда на меня обрушились сразу три озадаченных голоса.
– Долгая история. Сколько до урока, а то тут долго не протяну.
– Шесть минут, а потом две по двадцать минут.
– Ты издеваешься или утешаешь?!
– Я же сказал, и то и другое.
– Убью, сволочь.
Он промолчал, но посмотрел на меня очень насмешливым взглядом. Гадёныш малолетний.
Всё бы хорошо, но, когда гитарист появился в поле зрения, я испугалась.
– О-о, я забыл, сегодня же серенада. Поржем опять.
– Костров, заткнись, – рявкнула я. Это бесило. Им смешно, а мне вот прячься и мучайся.
– Ты чего бесишься? Он же не тебе её петь собирается, – я посмотрела на него убийственным взглядом. – А вот это очень неожиданно.
– Нет, блин, я тут просто так прячусь от жизни хорошей. Заняться больше нечем.
– Привет, – услышала я голос гитариста.
Голова болела, мозги не работали. Он как-то сказал, что, если у меня есть парень, то он отстанет. Парень вроде есть. Стоит вон рядом кулаки сживает. Стоп, а, как он тут оказался? Когда успел? Какой выход? А, если получится? Господи, убей меня на месте, чтобы я не мучилась.
Все получилось само собой, если бы я думала головным мозгом, а не спинным, то нашла бы выход и получше, но нет, головной мозг отказывался работать.
Любой нормальный человек, особенно девушка, представляет свой первый поцелуй далеко не в шестнадцать лет и не в курилке перед кучей придурков, но в моей жизни никогда не бывает ничего по-человечески.
Наверное, при первом поцелуе все что-то чувствуют, но я ничего не почувствовала, хотя нет, чувствовала, почему-то это был стыд и шок Волкова и остальных, но он быстро отошёл. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, это прекратил ни он, ни даже я, а школьный звонок. Пора собирать мозги в кучу и валить отсюда подальше. Я выбралась из цепких ручонок Волкова и пошла в школу. Сначала я шла, а, когда ушла из поля зрения курилки, побежала.
Осознание того, что я сделала, пришло только в кабинете географии, в середине урока. Голова начала болеть ещё сильнее. Я просто не могла думать о чем-то кроме этой чёртовой боли. Сил терпеть не осталось. Не знаю, что сказала мне географичка, когда я встала, быстро собрала вещи и вышла вон из класса. Я собиралась идти к Ане, а потом желательно домой, поспать. Дойти я не смогла только потому, что к головной боли прибавилось головокружение, и я села на первую попавшуюся лавочку.
– Почему он? – голова и так жутко гудела, а этот голос свалился на меня очередной болью в висках.
– Отстань от меня, тебя это не касается, – ответила я сквозь ноющую боль, встав с лавочки, я попыталась уйти.
– Я задал вопрос, – он, схватив меня за локоть, дернул на себя, и я вновь впечаталась в стену затылком. Боль вновь дала о себе знать, и я поморщила, но этот дебил этого не заметил.
– Что ты хочешь от меня? – тихо спросила я, чтобы лишний раз звон в ушах не вернулся.
– Почему он?! Я за тобой два года таскаюсь, подарки, записки, сюрпризы, а ты выбираешь какого-то ублюдка.
– Мне плевать на твои подарочки и всё остальное. Оставь меня в покое, я сто раз тебе говорила, что я никогда не буду с тобой не то, что встречаться, я даже общаться с тобой не буду.
– Почему он?
Голова гудела, если бы не он, я бы уже давно взвыла от боли. В мою больную голову пришло только «Мудачино».
– Потому что Мудачино.
– Что?
– Что слышал. Отстань от меня уже!
Я вырвалась из его железной хватки, когда он только стал таким смелым? И пошла не в направлении Ани, а в направление выхода из школы. Не знаю, шел ли он за мной, но выйдя за забор школы, я прислонилась к нему спиной и достала телефон. Я была не в состоянии самостоятельно дойти до дома. Я набрала первый попавшийся контакт.
– Катя? Ты чего звонишь?
Стас.
– Заберёшь меня? А то я помру, честное слово.
Сил не осталось, я закрыла глаза, кое-как убрала телефон в карман джинс и начала чувствовать, что теряю сознание. Чёрт, только не сейчас, через пять, десять минут, но не сейчас. Мои мысли не были услышаны, а вот сознание всё равно потерялось в темноте. Последнее, что я почувствовала, как меня кто-то подхватывает, а дальше полная темнота.
Глава 7
Когда я начала приходить в сознание, в нос сразу же ударил запах больницы, запах препаратов, запах смерти. Для меня синоним слова «больница» – смерть. Каждый раз, когда я в неё попадала, то кто-то умирал. Я практически не болела, поэтому в больницах бывала редко, очень редко. Первый раз попав в неё, мне сказали, что мама и папа уехали и больше не вернуться ко мне, второй раз умерла Сара. Она была моей единственной подругой, которая была рядом и поддерживала меня, как может поддержать десятилетний ребёнок. Она была милой, весёлой девчонкой с карими глазами и чёрными волосами, мы были ровесницами. Кто-то скажет, что в шесть лет, что в десять невозможно ощущать всё остро, но я с легкостью могу сказать, что это не так. В любом возрасте смерть ощущается остро.