Я точно помню глаза бабушки, когда она мне говорила, что мама и папа уехали, помню ужас в глазах Сары, когда она побежала за своим любимым котом на проезжую часть, помню, как машина врезалась в неё, оглушающий крик Сары. Я помню всё, но говорю, что не помню ничего, а они верят, ведь детский мозг мог просто стереть воспоминания, заблокировать их. Никто не знает, что это я отпустила чёртового кота, из-за меня Сара побежала за ним, из-за меня она умерла, но об этом никто не узнает. Это всегда будет со мной. После её смерти я окончательно закрылась от людей, меня пытались водить к психологам, психиатрам, но ничего не выходило, поэтому они просто опустили руки, а я росла, росла одна, сама по себе.
Я хотела открыть глаза, но попытка увенчалась неудачей, веки отказывались подниматься. Я попыталась пошевелить хоть какой-нибудь частью тела, и у меня вышло. Я легонько пошевелила левой рукой и тут же почувствовала дискомфорт. Было ощущение, что в руку что-то воткнули, а если я нахожусь в больнице, то не сложно было догадаться, что это была игла, а если игла, значит капельница. Живот завязался в узел. Мне стало плевать, что со мной, даже стало плевать, что я нахожусь в больнице. У меня был один вопрос: «Сколько я нахожусь там, где нахожусь?»
Всё-таки открыв глаза, я повернула голову и увидела иглу, вставленную мне в вену, трубку, по которой текла какая-то жидкость, ну, а потом саму капельницу со стеклянной ёмкостью. Кажется, всё не просто плохо, а ужасно. Я попыталась хоть немного привстать, но скрип открывающейся двери и резкий голос меня остановили.
– Не шевелись! – через секунду этот голос уже намного спокойнее спросил. – Пить хочешь?
Хочу? Только сейчас я поняла, что ни во рту, ни тем более в горле не было никакой жидкости. Я кивнула, а он помог мне попить. Как я ненавидела такое состояние. Как я ненавидела быть беспомощной, слабой, уязвимой.
– Ничего не хочешь рассказать? – я почувствовала, что матрас прогнулся ещё сильнее под тяжестью тела Стаса.
Что я могу ему рассказать? Я даже не знаю, что со мной и сколько я здесь нахожусь. Слабым голосом и еле слышно я произнесла:
– Почему я здесь?
– О-о-о, эта часть мне больше всего нравится. Это я хочу у тебя спросить, почему ты здесь. Тебе повезло, что я шёл возле школы. Иначе бы не знал, что произошло.
Опять эта фраза «Тебе повезло». Да, мне вообще по жизни везёт. Иногда удивляюсь своей удачливости.
– Почему я здесь? – тот же вопрос и тот же слабый голос.
– У тебя переутомление и легкое сотрясение мозга. Вот объясни мне, как можно получить сотрясение, сидя в доме на жопе ровно?! – я его не видела, но чувствовала, что он начал злиться.
Сотрясение?! Что же это такое? Чёрт, что теперь делать-то?!
Как? Упади в бассейн и узнаешь.
– Это случайность.
– Случайность?! Ты видишь, к чему привела твоя «случайность»?!
– Стас, не начинай, пожалуйста. Сколько я здесь?
– Сейчас 14:25, среда.
Среда? Был только понедельник. Чёрт. Я была в отключке два с половиной дня. Интересно это тоже очередное счастье?
– А…
– Я никому ничего не говорил. Я знаю тебя.
– А…
– Три-четыре недели. Это сотрясение, а не порез.
– А…
– Это витамины, от них тебе ничего не будет. Только будешь похожа на наркомана со стажем.
Достал. Так и хотелось встать и убить его, но слабость и игла в вене мешали это сделать.
– Раздражает.
– Что?
– То, что ты заканчиваешь за меня предложения. Теперь я понимаю Артёма. Меня отпустят домой?
– Нет, – резко, жестко и с какой-то ненавистью отрезал он. – Если тебя отпустить домой, у тебя не будет никакого постельного режима! Поэтому ближайшие три недели ты проведёшь здесь под присмотром опытных врачей! Это не обсуждается.
– Стас…
– Я всё сказал! – он резко встал и вышел из палаты.
Господи, ну и что мне теперь делать? Какую он наплел историю бабушке с дедушкой? Что теперь будет? Что мне сделает Волков за исчезновение? Хотя, зачем переживать, если всем просто до высокой колокольни на меня. Это факт. Я к этому привыкла. Только Стас и Артём пытаются обо мне заботиться. Даже тогда, когда я ограждаюсь от них.
– Здравствуй, как себя чувствуешь?
Тишину в палате разрушил голос медсестры, которая пришла, скорее всего, поменять или убрать эту чёртову капельницу. Я повернула голову и посмотрела на неё: наигранная улыбка, тоскливые серые глаза.
– Никак, вы пришли убрать эту штуку?
– Да, но ненадолго. Скорее всего, вечером тебе её снова поставят.
– Значит, буду наркоманом со стажем, – повторила я слова Стаса, но в этих словах не было ни капли веселья или намека на шутку.