Сам Осман лишь недавно стал мусульманином, до этого он был язычником, поэтому сейчас не требовал от своих доверенных людей смены религии. Люди на завоеванных территориях чувствовали свободу, их никто не принуждал и не притеснял. Здесь верили во что хотели.
Сол не верил ни во что, он давно потерял веру, но прекрасно понимал, что будущее за мусульманством.
Он назначил встречу с несколькими тойдже, принимая отчет о численности лошадей и обучении акынджи. Тысяча воинов, тысяча скакунов. И каждый воин тренировался только на своей лошади, кормил и ухаживал за ней тоже сам.
Мужчин рабов сейчас предстояло Солу отобрать для своей кавалерии. Для этого была специально построена небольшая арена, где новенькие могли выбрать для себя любое оружие: ятаган, саблю, килич, шашку, боевой топор, кинжал, мушкет или копье с крюком. Мужчин, не державших в руках оружие, сразу было видно.
Многих насильно кастрировали, делая евнухами, отправляли служить в гаремы, на кухни, в поля, в конюшни. Мужских рук всегда не хватало. А те, кто умел драться и делал это хорошо, поступали на службу в армию Османа.
На эту ярмарку в конце месяца приезжал сам повелитель. Не говоря уже об остальных беях. Но тут Хан немного хитрил.
Для себя он отбирал воинов сразу, один. Без присутствия лишних зрителей, только с тойдже. Его отряды были элитными и самые лучшие, сильные, умные и быстрые воины без промедления пополняли ряды акынджи, его люди составляли личную охрану повелителя.
Мужчины расселись на удобных креслах, наблюдая как на арену выходили двенадцать пар мужчин одновременно, оружие было самым разным, рабов предупреждали, что битва не смертельна, а велась до первой крови. Шестерка проигравших отсеивалась быстро. А вот второй бой трех пар был обычно интереснее. Там даже проигравшие воины иногда производили впечатление своей выдержкой и выносливостью.
А с победителями иногда вызывались в пару сами тойдже, оттачивая свои боевые навыки и проверяя навыки сильнейших. Иногда даже сам Сол с удовольствием дрался на этой арене. А сейчас без особого интереса смотрел за сражением, слушая редкие комментарии Керима и глав кавалерии.
Трое определившихся победителей ждали снова до дюжины, чтобы снова встать в пары. И уже оставшаяся тройка сильнейших из 48 человек получало право начать заниматься, чтобы стать акынджи. Иногда шанс получали и проигравшие, когда что-то в их поведении цепляло тойдже, и они уговаривали Хана обратить внимание.
Играла роль и выбор оружия, если рабы ничем, кроме кинжала не владели, то толку от него, скачущего галопом на лошади в самом эпицентре сражения с ножиком? Ну а верховая езда была в приоритете, нужно было уметь не просто сидеть на лошади или быстро скакать, а метко стрелять в галопе с помощью копья или лука, или наносить смертельные раны.
Иногда мужчины громко смеялись, отмечая неуклюжесть или трусость рабов, которые громко верещали, зовя на помощь. Таких сразу в поле на уборку урожая или чистить конюшни. Таких и оскопить то нельзя было, так как охранниками в гарем брали только сильных и умелых воинов.
Но и Исмаила и Хасана Хан заметил именно на этой арене много лет назад, они стали одними из лучших акынджи, прежде чем Сол взял их себе в услужение.
Во время этого своеобразного просмотра мужчинам принесли обед и напитки. Под конец, когда разговоры уже стали интереснее, чем происходящее на арене, Хан остановил бои, перенеся их на следующий день.
Он еще долго рассказывал, как прошло его плавание, отвечая на неисчерпаемое количество вопросов, и вернулся в свои покои, когда уже стемнело, чтобы сразу послать за Хазыр-калфой. Хан весь день не мог сосредоточиться и выбросить из головы строптивую зеленоглазку. Подумал, что уступить своим желаниям иногда правильнее, чем подавлять их. Посмотрел правде в глаза и понял, что не может больше сопротивляться ее притяжению. Просто не может. Силы воли нет, когда дело касалось ее. И может, если уступить страсти, то она пройдет сама собой.
Он очень боялся увлечься еще больше, но постарается сделать все возможное, чтобы этого не случилось. А сейчас она уже вредила делу всей его жизни, просто поселилась в голове, не давая думать ни о чем другом. Не давая сосредоточится. Ее поцелуй горел на губах до сих пор, он уже не мог спать, есть, принимать здравые решения. Даже не слышал вопросов, которые ему задают и до сих пор с неловкостью вспоминал удивленное лицо Керима, когда тот задал ему простой вопрос в третий раз подряд.
Хан обернулся к вошедшей служанке.
– Я хочу, чтобы девушка была в моих покоях как можно быстрее! – без предисловий начал он.
– Хан Сол, Мария сегодня очень утомилась и много чего случилось… – Калфа нахмурила брови и опустила глаза. – И я бы просила о небольшой отсрочке, чтобы подготовить девушку. Но Бергюзан всегда в вашем распоряжении и я могу….
– Мне не нужна Бергюзан, Хазыр! Никаких отсрочек…
Женщина закусила губу, ее ноздри недовольно раздувались, но она ничего не говорила, а только кивнула, приняв неизбежное.
– Девушку никто не готовил, ее надо причесать, одеть, объяснить, как себя вести…