Ледяной Эдем

Ольга сначала спросила, а затем открыла дверь – не широко, но и не узко. И увидев Кирилла, не шарахнулась от него, даже не прикрылась. А волосы у нее недлинные, грудь, живот прикрыть нечем, только руками.

– Батищев, ты с дуба рухнул? – спросила она, с инертной невозмутимостью глядя на него.

– Так протокол!

Кирилл тоже не терялся. Смотрел на Ольгу, как будто видел ее голой каждый день.

– Какой к черту протокол?

– Так Ганыкин сказал… Кажется, у него мозги на место встали! – усмехнулся Кирилл.

Понял он, что его сделали как школьника, но что ни делается, все к лучшему.

– Разыграл? – усмехнулась Ольга, даже не порываясь закрыть дверь.

– Развел!

– Ну что ж, раздевайся, раз пришел, веничком меня побалуешь.

Не закрывая за собой дверь, она прошла к полоку, грациозно выставляя себя в профиль, забралась на верхний полок, легла. Кирилл пожал плечами, разделся, зашел к ней. В конце концов, им не впервой.

Ольга сладко потянулась, выгибая спину, руками едва не касаясь раскаленных камней, знойно улыбнулась:

– Батищев, ты точно на голову больной! Пошел вон отсюда!

Увы, но посылала она его всерьез и далеко. И сводить ситуацию к шутке чревато предсказуемыми последствиями. Ольга легко может обвинить в домогательстве, и такое тогда начнется.

Кирилл ничего не сказал, усмехнулся, как человек, умеющий проигрывать, вышел из парной, закрыв за собой дверь. Ольга его не останавливала.

Ганыкин лежал на своей кровати и мечтательно улыбался, глядя в потолок. Кирилл ничего не сказал, как будто и не было ничего. Ганыкин не вытерпел:

– Ну что там протокол?

– В землянку сказала отнести, Казубову на подпись. И печать пусть поставит, головой. Но сначала пусть бревна все проштампует, дурным своим лбом.

– А Варвара эта красивая баба, – сказал Ганыкин, поворачиваясь к стене, а если точней, к зеркалу печи. – Я ее там, в землянке видел.

– Ты ее у меня на фотографии видел.

– Нет, там она красивей… Или это не она была? – Ганыкин резко развернулся на сто восемьдесят.

– А ты сходи еще раз глянь, дверь здесь низкая.

– А иди ты!

Ганыкин снова крутнулся вокруг своей оси и скоро захрапел. Кирилл тоже заснул – под шум волны и крик чаек. А ночью в комнате включился свет. Ольга стояла в дверях своей комнаты и водила взглядом, ожидая, когда разбуженные Кирилл и Ганыкин окончательно проснутся.

Кирилл поднял руку, глянул на часы – половина третьего ночи, неужели такой ранний подъем?

– Проснулись? Давайте на пост! Оба!

– А ты уже… – Кирилл снова глянул на часы.

Половина третьего, а Ольга, похоже, даже не ложилась. Куртка на ней, джинсы, тепло одета, с ботинок талая вода стекает – или по снегу вокруг дома ходила, или с Диконовой в доме пропадала, чаевничала с ней…

– А я уже была! – Ольга напористо глянула на Кирилла. – И могу спать! А вы не можете!

– Диконов приехал?

– Нет, но скоро должен быть. С людьми не получается, с охотниками, – Ольга перевела взгляд на зевающего Ганыкина.

– Чего так?

– Одно дело – грибников заблудившихся искать, и совсем другое – вооруженного убийцу ловить. Я звонила, из района людей организуют. Завтра к вечеру будут.

– А завтра утром на капище можно сгонять, – сказал Ганыкин.

– У нас там целый гарем, – усмехнулся Кирилл.

– Вот там и отдохнете. А сейчас не спать!

В этот раз отлынивать Кирилл не стал, но и вдвоем дежурить слишком жирно. Ганыкин лег спать, а через два часа сменил Кирилла.

10

Разрушенные избы стелились по земле, как скелеты гигантских динозавров, стропила с остатками кровли как ребра с лохмотьями иссохшей плоти. Три остова один за другим, прогнившие крыши практически лежали на земле. Три умерших дома, бревна уже, видимо, в таком состоянии, что Диконов на них и не зарился.

Трактор Диконова шел, расчищая путь, ход у «Нивы» легкий. Снег прекратился, мороз крепчал, разрушенная деревня осталась позади, а до самого капища рукой подать.

Трактор въехал в лес, остановился на полянке у воды. С возвышенности открывался отличный вид на реку, в месте, где она распускалась на два рукава. Река с заснеженными берегами сейчас мало кого интересовала, все внимание на капище, на истуканов, выстроившихся в полукруг вокруг огромного валуна, вросшего в землю.

Один идол совсем простой, столб с топорно вытесанным в нем лицом, горизонтальное надбровье, вертикальный нос, что-то вроде рта, и все. Этот истукан чем-то напоминал каменное изваяние с острова Пасхи – возможно, из-за своих прямых форм. Четыре истукана претендовали на место в списке произведений искусства, лица в столбах вырезаны рукой мастера, чувствовался творческий подход, полет фантазии. Одно лицо женское, красивые глаза, строгий взгляд, хотя в уголках глаз поблескивали на солнце замерзшие слезы. У мужчин пышные бороды, усы, и у этих грозный вид. Все в снежных шапках, ледяных слез не видно. «Монстры не плачут», – мелькнула мысль.

Все столбы вкопаны в землю, обложены крупным речным камнем. И сам пантеон огорожен полукруглой каменной изгородью.

– Тихон Семенович, да вы талант! – похвалила Ольга.

– От скуки на все руки! – польщенно улыбнулся мужчина.