Гиттеридж взял свои вещи и вышел из кабинки, Санк-Марс последовал за ним. Они шли по широким коридорам с высокими потолками и стенами, выкрашенными в два казенных цвета — бежевый и такой, который его жена называла цветом детской неожиданности. Оба мужчины хранили молчание. По лестнице они поднялись на два этажа, туда, где находились камеры предварительного заключения. Когда они уже почти добрались до нужного этажа, Гиттеридж показал на туалет. Потом открыл туда дверь, пропуская полицейского. В туалете — пустом и гулком в это ночное время — и состоялся их разговор.
Полы и стены, выложенные плиткой, недавно протирали, в воздухе стоял запах моющих средств с легким духом мочи. Верхние лампы были без абажуров, поэтому свет казался слишком ярким. Гиттеридж зашел в кабинку, повесил на крючок портфель, поверх него — пальто. Потом вышел, засунул руки в карманы, в этом освещении он казался бледнее обычного. Адвокат подошел к матовому стеклу окна, открыл его и, высунувшись, глотнул свежего воздуха. В помещении не было отдельного термостата, поэтому зимой здесь всегда было так жарко, что окно закрывали не до конца даже в суровые холода.
— Проклятая погода, — пробурчал он.
— Такая же, должно быть, как в Москве, — согласился Санк-Марс, не преминув намекнуть на известные обстоятельства.
Гиттеридж расправил плечи, продолжая стоять к Санк-Марсу спиной.
— Скорее как в Сибири, — произнес он.
Он подошел к раковине, включил воду и какое-то время наблюдал, как она течет, потом наклонился и ополоснул лицо. Не закрыв кран, он вытерся бумажной салфеткой, оторванной от рулона.
— Можете закрыть воду, — сказал ему Санк-Марс.
— Кто знает, может быть, пусть лучше течет, — опасливо ответил Гиттеридж.
— Мне нравится ход ваших мыслей, но здесь вы вполне можете закрыть кран.
Гиттеридж так и сделал. Он продолжал стоять, опираясь о вентиль, чуть склонившись вперед и наклонив голову набок.
— То, что я сказал в вашем кабинете, правда, — адвокат говорил тихо, как будто теперь его настораживало эхо в гулком пустом помещении. — Вы — честный полицейский, и при определенных обстоятельствах это может быть полезно.
— Интересно, при каких же? — Санк-Марс оперся на раковину.
Гиттеридж распрямился.
— Ну, например, такому полицейскому иногда есть о чем рассказать, не опасаясь, что рассказ быстро дойдет до источника. Может быть, я располагаю определенной информацией, которой хотел бы поделиться, если бы был уверен, что дальше она никуда не пойдет, что никакой другой полицейский о ней не будет знать. Ни один.
— В этом я с вами, пожалуй, согласен, — ответил Санк-Марс. — Есть такие вещи, которые не стоит повторять.
— Она вам уже сказала? — спросил адвокат.
Санк-Марс имел достаточный опыт и в допросах, и в переговорах, чтобы не клюнуть на заброшенный крючок.
— Кто и о чем должен был мне что-то сказать? — ответил он вопросом на вопрос не моргнув глазом.
Гиттеридж чуть заметно усмехнулся.
Если адвокат собирался о чем-то ему рассказать, Санк-Марс был готов его выслушать, однако он никак не мог понять его мотивацию. У него сложилось впечатление, что главным побудительным мотивом Гиттериджа, толкнувшим его на такой шаг, был страх.
— Не знаю, удалось ли ей с вами связаться. Может быть, ей не представилась такая возможность. Если она уже с вами говорила, она могла упомянуть мое имя. Так вот, Эмиль, я сюда пришел, чтобы сказать вам, что не имею к этому ни малейшего отношения. Впервые я узнал об этом тогда же, когда и она, и сам пришел к вам рассказать об этом, чтобы вы знали о моей непричастности к этому делу.
Санк-Марс выдержал паузу, потом сказал:
— Давайте в интересах дела предположим, что, когда вы упоминаете о «ней», я не знаю, о ком идет речь. Можем мы начать с этого?
— Конечно. Но я объясню вам, откуда я об этом узнал, чтобы сразу все встало на свои места. У нее подкачала легенда. — Если Гиттеридж и хотел определить реакцию Санк-Марса на это признание, то ее вообще не последовало. Он подождал и добавил: — Злокачественное смещение.
— Что, простите?
— Это термин, которым определяется ее проблема с ногами. А ваша проблема в том, что я не поленился навести о ней справки. Нанял для этого сыскаря, даже нашел материал про нее в университетском ежегоднике. Там и снимок ее был, но вы же знаете — лицо можно изменить. И прическу, и цвет волос, и общий вид не трудно переделать. Все дело в том, что Хитер Бантри — настоящая Хитер Бантри, бегает на короткие дистанции. И у настоящей девушки никогда не было злокачественного смещения.
Итак, личность молодой женщины была установлена. Санк-Марс понял, что ее жизнь в опасности.
— Зачем вы мне обо всем этом рассказываете, адвокат? Какой вам от этого прок? Или вы просто не в курсе, к кому следует обращаться по этому вопросу?
Гиттеридж провел пальцами по подбородку, потом стал теребить ослабленный узел галстука, пару раз он как будто пытался сглотнуть. Присущую ему елейную самоуверенность как ветром сдуло, и оказалось, что он гораздо лучше выражает свои мысли, когда сам напуган, а не тогда, когда хочет кого-то запугать.