Читаем Ледяной клад. Журавли улетают на юг полностью

Ни малейшего шума не доносилось сюда от шалашки, только шуршали песчинки меж бревен, взбудораженные и увлекаемые течением.

На крайних кормовых реях дежурили Фима и Поля. Они выбрали себе бревна почище и поглаже и лежали рядышком, греясь на солнце. Александр прошел, не глядя на них. Девушки сразу зашептались, но так, чтобы он услышал:

— Ох, важный какой…

— Идет, не смотрит…

Александр покраснел. Так с ним бывало в школе, так было и в армии. Право, ему легче было смотреть в глаза разгневанному генералу, чем медсестре из санбата или веселой регулировщице на перекрестке двух военных дорог.

Он быстро повернулся и сказал:

— Простите меня, девушки: не заметил.

— Где уж нас замечать! — засмеялась Поля. Она поглядела на Александра через плечо подруги: — Идите к нам.

— Если гордость позволяет! — крикнула Фима.

— Да с чего вы взяли, что я гордый? — спросил Александр, подсаживаясь к ним.

— А ходите как? Грудь колесом… — объяснила ему Поля.

— Осталась военная выправка.

— Ах, военная… — протянула Фима. — У нас был преподаватель, когда мы с Полей на медсестер готовились…

— Ну, тоже мне «медсестра» оказалась! — перебила ее Поля. — А порезанный палец перевязать боишься.

— Если чужой, а свой — ничего, — храбро отозвалась Фима. — Только голова маленько закружится.

— А я обязательно на доктора выучусь. Все равно выучусь, — убежденно сказала Поля, — и операции всякие буду делать. Вот вернусь со сплава и на курсы в город поеду. Петр Федорович обещал.

— На какие курсы-то? С этих курсов еще потом до доктора, как отсюда на плоту до Енисейска.

— Что за беда: далеко… — ворчливо проговорила Поля. — Буду учиться и выучусь. И до Енисейска далеко на плоту, а доплывем.

— Нет, не доплывем! — захлопала в ладоши Фима. — Наш плот до Куликовой только. Ага!..

И обе они искренне и весело засмеялись. Потом Фима, кося на Полю выпуклыми серыми глазами, спросила Александра:

— Вам у нас на плоту, наверно, как в крапивнике?

— Почему это?

— Да все девчата одни. Куда ни повернись, — обожгут, как крапивой.

Александр не сумел ей ответить, промолчал.

— Когда много, то еще ничего, правда? — спросила Поля.

А Фима добавила:

— А если две или — еще хуже — одна, то, наверно, совсем трудно приходится, да? Очень боитесь? Мы ведь все замечаем.

Александр смутился окончательно.

Поля припала к Фиме плечом и, мечтательно глядя мимо Александра, сказала вдруг ни с того ни с сего:

— Вернемся домой — ох и наемся же я пирогов! — Вздохнула и закончила: С черемухой… Мама свеженькой наберет, насушит, смелет… Знали бы вы, какие пироги она печь умеет! И вообще, ей бы поварихой быть не у нас на лесопункте, а где-нибудь в Москве, в самом лучшем ресторане.

— Верно, — согласилась с ней Фима. — Только надо, чтобы и у нас была хорошая повариха.

— А на этих плотах всё сухари да сухари да черствый хлеб! — опять тихонько вздохнула Поля.

— Подумаешь! Сладкоежка!.. Мне на плотах так и сухари — хорошо. А в селе когда все же и кино бывает, и лекции читают, доклады делают, молодежь вся собирается.

— Ну теперь-то уж скоро, — освоившись, стал утешать девушек Александр. — Последний плот.

— Последний, ну его! — беззлобно отозвалась Фима.

— Надоело так: с плота на плот все лето, — поддержала ее Поля. Конечно, не сама работа, а то, что она одинаковая. Да не дома…

— Хорошо на свежем воздухе, — заметил Александр.

— Воздуха у нас везде хватает, — колко ответила Фима.

Она остановилась, думая, что Александр ей непременно станет возражать. Но он молчал. И тогда Фима сама заговорила:

— Я просто диву даюсь, как это все у нас идет сейчас удачно: и цепи ни разу не оборвало, и ветра не было, и на косы нас никуда еще не натаскивало. Мы вот и якорь еще ни разу не бросали, а вы знаете, как его потом поднимать? Ого-го! Или цепи на песках подбирать приходится. А они там ко дну как прикованные. Да и это-то все еще пустяки. А вот ежели штормом или в пороге плот начнет разбивать… Носишься в страхе, где цепи тянешь, где бревна откатываешь. А нельзя иначе: прозевай — и лес пропал, и ты с ним вместе. Я вот четыре раза в таких делах бывала, знаю.

— С весны начинаешь — будто и ничего, — в тон ей сказала Поля, — а к осени только и знаешь дни пересчитываешь.

— А зимой весны опять не дождешься, — вдруг удивилась Фима, — опять на сплав потянет.

— Это уж всегда так…

Неожиданно появился Евсей Маркелыч.

— Ты что забрался сюда? — набивая табаком свою трубку, спросил он Александра.

— Хочу сегодня ночную вахту держать. Пришел посмотреть, как на реях работают.

— А-а, правильно! Мужик ты у нас единственный, — одобрил Евсей Маркелыч, — вот, значит, на этих реях и оставайся. Дело не трудное. Только не спать. А смекаешь уже, чем и как плот управляется?

— Приблизительно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза