— Не знаю. Пожалуй, нет. Это ведь от человека все. К нему так люди с уважением относились. А что пили да буйствовали многие, в три дня спускали за год заработанное, покупали шелка да в грязь под ноги стлали, это не от худой души — просто не знали, чем и как можно свою жизнь украсить. Каждому красивого хочется, а где его было найти? Ну, пили — и думали, что краше такой пьяной жизни и нет: хоть на час дать себе полную волю…
— А чем же ваш папаша жизнь свою скрашивал?
— Ну! Он мастер был, большой искусник. Из золота мог делать все, что хотите. И колечки, и сережки, цепочки делал, и стаканчики узорчатые. Бывало, всю зиму над одной цепочкой сидит, а потом принесет в контору и сдаст за россыпное.
— Да как это можно! — воскликнул Александр. — Разве ему труда своего не было жаль?
— Почему же не жаль! Жаль, конечно. Со слезами всегда отдавал. Снесет в контору, вернется, а потом лежит дня два черный, как чугунный, горе переживает. Все хотелось ему куда-нибудь в музей свою работу послать, чтобы люди на нее любовались, чтобы русским мастерством все гордились. Просил, молил хозяина — тот не соглашался. Себе все оставлял. А отцу, в насмешку, один раз медный подсвечник прислал — в благодарность за работу.
— И ваш отец по-прежнему сдавал ему золотые изделия? — воскликнул Александр.
— Куда же денешься! Не сдавать было нельзя. И жить на что-то надо, да и за утайку хозяин в тюрьму упрятал бы. Прииска-то ведь были хозяйские.
— Изделия сдавал, как золотой песок! — все еще не доверяя тому, что он услышал, повторил Александр.
— Да, — подтвердила Ирина Даниловна. — А какой же был хозяину расчет за работу платить, когда и так взять можно! Он просто рассуждал: блажит мужик так то его дело. Ему ведь было не понять, что мастерить для отца — вся радость в жизни и что не для себя хотел он мастерить, а для народа.
— Думаю, хозяин это понимал, — нахмурясь, сказал Александр.
— Может быть, — согласилась Ирина Даниловна.
Они помолчали.
— Ну, а я тоже в отца удалась: рукодельница, — тряхнув головой, словно отгоняя от себя тяжелые воспоминания, сказала Ирина Даниловна. — Только я больше по рисованию да по вышивке.
Александру захотелось спросить ее: а как и почему она попала на сплав?
Но в это время в дверях шалашки появилась Ксения.
— А мы-то ждем, мы ждем! — сказала она, сверля Александра своими маленькими глазками и улыбаясь только губами. — И книгу бросили читать…
Из-за плеча Ксении выглянуло круглое личико Луши. За нею теснились еще девушки.
— Мы уж думали, что рыбы в реку вас утянули, — продолжала Ксения.
Глава пятая
РАССКАЗ АЛЕКСАНДРА
Взгляды девушек с любопытством и ожиданием были обращены к нему. Александр колебался:
— Взялся я, а сам и не знаю, чего же мне вам рассказать… Книг я много читал, а рассказывать не умею, обязательно напутаю, от себя половину прибавлю.
— А вы расскажите что-нибудь из своей жизни, — попросила Луша.
— Там можно прибавить и больше половины, — съехидничала Ксения.
Варя оставила работу, строго посмотрела на нее, но ничего не сказала. Александру это понравилось. Ему захотелось позлить Ксению.
— Хорошо! Тогда я так и сделаю: прибавлю три четверти, — согласился он. И незаметно подмигнул Луше. — Так вот… Приехал я в Тогучаны — оказывается, мамы нет, ее перевели в Утесову. Что делать? Вернуться назад, а потом по Енисею на пароходе?.. Сложное дело. Тут говорят мне: плот пойдет. Плот? Ни за что на плоту не поеду, скука на нем ужасная. Но мне говорят: «Какая скука? Да ведь на плоту поплывет Ксения!..» Ах, Ксени-я? Тогда…
Дружный хохот заглушил его слова. Девушки весело захлопали в ладоши. Ксения только пожала плечами и слегка усмехнулась: «Подумаешь. Сейчас твой верх, а я тоже в долгу не останусь!»
— Рассказывать дальше? — спросил Александр, когда девушки утихли.
— Говорите! Рассказывайте! — закричали ему.
— Нет, не надо, — негромко сказала Варя.
И все посмотрели на нее. Посмотрела и Ксения. Варя объяснила:
— А чего в этом хорошего? Ответили ей, и ладно.
Александр густо покраснел:
— Вы меня простите, Ксения, я действительно не подумал…
Ксения протянула даже немного разочарованно:
— Ну вот, а я было вам тоже приготовила!
И опять все засмеялись.
— А теперь уж рассказывайте по-настоящему, — довольная, проговорила Луша. И добавила: — Из своей жизни.
И, хотя все обошлось очень гладко и хорошо, Александр себя чувствовал связанным. Он стал было отнекиваться.
— Девушки, не успел я ничего интересного сделать, жить только начал. О чем я буду рассказывать?
— А за что ордена получили? — выкрикнула одна из девушек.
Александр даже не разглядел — кто.
— Да это так… — ответил он, застигнутый врасплох.
Ему стало неловко, что он не снял орденские колодки. Получалось, будто он хотел привлечь к себе внимание девушек. На празднике — он сам видел почти у всех девчат на груди красовались медали, у Евсея Маркелыча их было даже две и два солдатских георгиевских креста, а ведь сейчас, в дорогу, на работу, никто их не надел. Наверно, думают девушки, любит парень порисоваться. Тем более, плывет на плоту как гость…