Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— А я не отдам! — заявил Тропинин и даже повернулся спиной к Евсею Маркелычу. — По графику полагается мне, и ничего больше я и знать не хочу.

— Как же ты его не отдашь? — удивился Евсей Маркелыч. — Плот на реке, у меня в руках, а не у тебя в запани. Ты помоги-ка лучше заправиться в ходовую. Вишь, как ветром влево наваливает.

— Эге! Чтобы я тебя из своей запани в реку вытаскивал! Надумал ты здорово…

— Не нам с тобой спорить, Григорий Павлович, — убеждал его Евсей Маркелыч. — Мне-то бы и самому лучше сюда поставить, чем гнать на край света, да так нужно.

— А мне лес, выходит, не нужен?

— Не знаю я. Может, и нужен, а у меня свое распоряжение.

— Давай показывай.

Загородив спиной от ветра тонкую хрустящую бумажку, он быстро пробежал ее глазами и воззрился на подпись:

— Что мне твой Горячев! Я сам такой же директор. Ты подай мне бумажку из треста, этажом выше. Есть?

— Нету.

— Значит, всё. Ставлю в запань к себе. На себя принимаю ответственность.

— Ты шутишь или по правде говоришь, никак я тебя не пойму! — будто загадку разгадывая, сказал Евсей Маркелыч.

— Шутить мне нечего, — оборвал его Тропинин. — Прижму к берегу, и всё. Давай лучше от греха дальше — ставь левые реи, а правые сними.

— Не могу. Не могу я этого сделать, Григорий Павлович, — постепенно закипая, сказал Евсей Маркелыч. — А тебе говорить так и совсем не к лицу.

— К лицу! — закричал директор. — Куда я тебя отпущу на этой снасти, да еще в позднюю осень! Чтобы штормами тебя раскатало, да? Ни себе чтоб, ни людям?

— Не меньше твоего в сплаве я понимаю, Григорий Павлович. После Енисейска пароход меня поведет.

— Я знаю, туда, на Север, как в прорву, лес идет. Сколько ни плавь все будет мало.

— Надо думать, в дело идет, — заметил Евсей Маркелыч.

— А свой завод я закрывай?

— Тебе и так уже хватит.

— Запас карман не дерет.

— Ну, как знаешь.

— Я знаю.

— Помоги ветер пересилить, не то придется мне якорь кидать.

— Я тебе твердо сказал: к себе в запань поставлю. Правые реи не снимешь — на косу прижму, посажу. Лес зимой на лошадях вывезу.

— Под суд пойдешь!

— Оправдаюсь.

— Навряд!

Тропинин не слушал. Он скомандовал катеру дать разворот вправо и прижимать плот к берегу. Евсей Маркелыч позеленел. Подскочил к Тропинину, рванул его за плечо, и оба уставились друг на друга ненавидящими глазами.

— Ты что со мной-то делаешь? — едва выдохнул Евсей Маркелыч.

В пылу ссоры они и не заметили, как возле них собралась вся команда плота. Девчата стояли бледные, готовые сразу же вступиться за Евсея Маркелыча. Тропинин вовсе побагровел.

— Дурак ты старый! — закричал он, отталкивая лоцмана. — Не хочешь понять: лес берегу! Все равно не доплывешь — погубишь.

Евсей Маркелыч отступил, сел на бревно, взялся за сердце. Поманил пальцем Ирину Даниловну:

— Ирина, поди с девчатами якорь киньте. Скорее!

Катер уже уткнулся носом в концевое челено плота и отгибал его к берегу.

— Так и бросишь якорь?

— Брошу, — устало подтвердил Евсей Маркелыч. — Ну, встретились мы сегодня… как с варнаком каким на большой дороге. Тринадцать лет сдавал тебе лес, слова худого ни разу не было сказано, а тут…

Тропинин подергал свои длинные желтые брови. Проследил взглядом за катером, который переходил ко второму челену, и кинул фуражку на бревна.

— Останови девчат, — решительно потребовал он. — Тебе говорю: останови! Бросите якорь, сколько потом будет лишних трудов…

— Чем мне от тебя отборониться больше? — сказал Евсей Маркелыч. — Одно средство.

Плот конвульсивно забился. Быстро стали вытягиваться в прямую линию одно за другим все челенья. Катер бессильно тарахтел винтом.

— Сбросили якорь?

— Сбросили. Спасибо тебе, Григорий Павлович, дал ты работу девчатам добрых полдня петь «Дубинушку».

— Сам виноват.

— Виноват буду, коли к месту его не доплавлю.

Тропинин молча направился к катеру.

— Фуражечку не забудь, Григорий Павлович, — предупредил его Евсей Маркелыч.

Через несколько минут катер исчез за серой рябью волн.

В сумерках ветер стих, оборвался внезапно, будто где задвижкой перекрыли трубу. И только еще суетились мелкие волны, все реже набегая на плот. Заморосил редкий дождик. Девчата, пока еще не намокли дрова, торопились разложить костер.

— Варя, почему вы в Стрелке на меня рассердились, ушли от меня? выбрав момент, спросил ее Александр.

Варя глянула на него искоса:

— Пойдемте, расскажу.

Они ушли в конец плота. Варя посмеивалась:

— Научились теперь реи заводить?

Чуть заметный, вдали мерцал красный огонек бакена. Варя похлопала ладонью по бревну, на котором они сидели прошлый раз, греясь у костра:

— Мокрое! — и с сожалением повернула обратно.

— Варя, вы рассказать мне хотели…

— Хотела.

— Ну?

— Ну и не расскажу. Теперь вам и так ясно.

И запрыгала по бревнам.

— Смотрите, можно ногу сломать.

А потом закричала приотставшему Александру:

— Ой, скорее! Якорь начали поднимать.