Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Якорь лег на дно плотно, видимо заклинившись меж камней. Подобрав натуго трос, девушки больше не могли одолеть ни вершка. Напрасно хором тянули они: «Еще взяли, еще взяли!..» — и рывком ложились на спицы ворота трос едва вздрагивал, а барабан поворачивался так мало, что собачка храповика не могла перескочить в очередную зарубку.

Вместе со всеми крутил колесо ворота Евсей Маркелыч. Сильно наклонясь, он давил на спицу полной грудью, морщась и вздрагивая, когда ворот сдавал обратно.

— Ишшо, ишшо! — шептал он. — Ну, ишшо!..

За два часа упорной работы барабан сделал один поворот. Это значило, что трос вышел примерно на полтора метра. И это значило, что не якорь по дну волочился к плоту, а плот всей своей тяжестью поднимался против течения к засевшему в камнях якорю.

— Шабаш! — сказал Евсей Маркелыч, рукавом утирая пот, обильно струившийся по лицу. — Отдохнем, поедим — тогда, может, и дело лучше пойдет… Ну, загадал нам Григорий Павлович загадку!

Девушки взялись заправлять полупогасший костер. Красный отсвет ложился на воду далеко, но берегов не было видно. Словно в беспредельном черном океане стоял плот.

— К утру выходим, дядя Евсей? — спросила Луша, трогая рукой туго натянутый трос.

— Как будешь тянуть, — сердито сказал лоцман, — а то и не выходим.

Вдруг он прислушался:

— Катер идет… Право… — Еще послушал: — Снизу подымается, а не берегом. К плоту, что ли, хочет пристать? — И так и подскочил: — Опять, поди, Григорий Павлович едет! Ну, черт старый, смекнул, что ветер стих и в ночь мы пойдем. Разбойник, чистый разбойник!.. — Он стиснул зубы: — Пойду вот, палкой его оглоушу!

Освещая прожектором реку, катер на малых оборотах двигался обочь плота.

— Эй, лоцман!.. — кричали с катера.

Евсей Маркелыч молчал выжидая.

— Лоцман!.. — надрывались на катере.

— Я лоцман.

Луч прожектора лег поперек плота. Катер носом ткнулся в бревна. Тотчас с него сошло человек десять рабочих. За ними еще двое, одетые в дорожные комбинезоны.

— Эге, — сказал Евсей Маркелыч, — дело-то серьезным оборачивается. Ну и чего вам здесь надобно? Григорий Павлович приехал? — Как древний витязь, он хотел с ним вступить в единоборство.

— Нет, не приехал. Давеча-то погорячился он, а потом остыл. Велел вам помочь якорь выходить и на фарватер вывести плот.

Так бывает, когда готовишься открыть туго захлопнувшуюся дверь. Нажмешь изо всей силы плечом, а она отойдет вдруг совершенно свободно, будто и не была вовсе закрыта. Ничто не могло поразить так старого лоцмана, как эти слова.

— Ну что же, — однако с достоинством сказал он, — валяйте. Дать вам подмогу?

Но девушки, не поняв тайного замысла Евсея Маркелыча, сами вцепились в спицы колеса и вместе с приезжими завертели его так, что собачка храповика затрещала часто, как тросточка, если ею провести по палисаднику. Куда исчезла усталость! Смех, шутки зазвенели над темной рекой.

Те двое, что были в комбинезонах, зашли в шалашку вслед за Евсеем Маркелычем. Они назвались: один — Николаем Николаевичем, другой — Алексеем Степановичем. Объяснили, что они инженеры, и попросили разрешения сплыть на плоту до Енисейска.

— Плывите с нами хоть до самого конца. А это я не курю, — отказался Евсей Маркелыч от предложенной ему папиросы и стал набивать свою трубку махоркой. — Вы по какому делу-то инженеры?

— По серьезному, важному делу, Евсей Маркелыч.

И начали рассказывать о большой экспедиции, что ныне работает на Ангаре и Енисее, определяя, где и какой мощности могут быть построены гидроэлектростанции.

— Вот как, плотину строить, значит? — переспросил Евсей Маркелыч. Через весь Енисей?

— Да, — сказал Николай Николаевич.

— От берега до берега?

— Конечно. Как же иначе!

— Ох, сдюжит ли? — затаив дыхание спросил Евсей Маркелыч. — Воды в Енисее страсть много. Ни в одной реке столько нет.

— Точно рассчитать, прочно построить — и сдюжит. В Советском Союзе насчет этого теперь опыт большой. На любой реке плотину можем построить.

— Да, — поцарапав бороду ногтем, сказал Евсей Маркелыч, — не доводилось мне в жизни видеть больших плотин. Любопытно будет, когда стройка начнется.

— А еще любопытнее будет, когда стройка закончится, — подошел к лоцману и обнял его за плечи Алексей Степанович. — Ты этот край вовсе тогда не узнаешь. И ведь как только строить начнем, все это очень быстро изменится.

— Сам понимаю, — проговорил лоцман, — газеты читаю, радио слушаю. Ежели правительство наше решит — все так и сбудется.

Он встал и пошел к двери.

— Должно, якорь скоро выйдет. Надо помочь ребятам выворотить его, — и остановился на пороге. — А плотину эту поставят — далеко ток пойдет?