Ледяной клад. Журавли улетают на юг

О том, что им очень хотелось вернуться домой еще из Куликовой, они теперь вспоминали шутя, не всерьез, сидя вечером у костра. Новая забота владела всеми, и эта забота день ото дня становилась сильнее: наперекор всему доставить плот к месту. И даже задержка парохода, вызванная неведомо чем, мало огорчала команду плота. Наоборот, подмывало самолюбивое желание плыть как можно дольше одним. Пусть и помучиться еще сейчас, зато потом вволю и поиздеваться над незадачливой командой «Сплавщика».

Но была одна и очень серьезная причина ждать парохода поскорее: продуктов на плоту оставалось едва на три дня. И пожалел, крепко пожалел Евсей Маркелыч, что не остановил плот у Дороговой. Вдруг пароход почему-либо не выйдет совсем? Дорогова — последний пункт, где могли дать им продукты. Дальше начинались районы, никак не связанные с лесной промышленностью. Вдобавок редкие пойдут селения, и даже не селения, а становища — несколько дворов. Начнется приполярный Север.

Евсей Маркелыч об этом не стал говорить. Зачем тревожить девушек прежде времени? Подождать до Усть-Каменной. А там бросить якорь и стоять, добиваясь из Стрелки ответа. Капитана Ванюшку Доронина знали все хорошо, и если нет до сих пор «Сплавщика» — это неспроста. А ведь на «Сплавщике» еще и Иван Антонович, парторг леспромхоза.

Глава пятая ХОРОШИЕ ВЕСТИ

В деревне Усть-Каменной их ждали хорошие вести. Была получена радиограмма: «Сплавщик» вышел вчера.

Почему дана радиограмма на Усть-Каменную, куда он и не просил Стрелку радировать, Евсей Маркелыч сначала не мог понять. И решил все это отнести к расторопности Трифона Васильевича, начальника рейда. Но местный радист разъяснил загадку. Новый адрес в Стрелку дал дороговский телеграфист и уже неоднократно справлялся в Усть-Каменной, пришел ответ из Стрелки или еще нет и проплыл ли плот мимо Каменной.

— Отстучи ему, — сказал радисту Евсей Маркелыч, — что он вообще-то мужик ничего… Передай, что зря я его ругал. Жалею…

Было раннее утро. На реке лежала плотная мглистая пелена. Где-то за горой взошло солнце: это стало понятно по вдруг пришедшим в движение туманам. Сползая в реку с крутых скалистых берегов, они клубились и переваливались, словно им тяжело было расставаться с приютившими их на ночь вершинами.

Плот стоял на якоре прямо против селения, но в гуще тумана его не было видно. Воспользовавшись остановкой, девушки разбрелись по деревне. Одним хотелось пройтись, размяться на твердой земле, потом полежать — пусть хотя бы и на мокрой и холодной траве; другим — наломать ветвей душистой пихты и берез, уже тронутых первым инеем, и украсить ими шалашку.

Девушки здесь были впервые. Но как удивительно напоминала им Каменная родную Ангару! Такие же высокие лесистые горы, изрезанные морщинами темных распадков; глыбы серых, обкатанных льдом и водой камней; и самоловы для стерляди, растянутые вдоль берега на сушилках; и дома прочной сибирской постройки; и поскотина на выходе из села, забранная в столбы из толстого леса; и накатанная дорога, где только что прогнали стадо коров и еще пахло парным молоком. Эх, хорошо дома!..

Вот из открытого окна тянет вкусным запахом только что вынутого из печи хлеба… Там, взлетев на забор, качается петух, никак не найдет равновесия и не может кукарекнуть. Пестрые телята ласково лижут друг другу бока.

На школьном крыльце с метлой в руках сидит сторож. Возле него на дороге суетится стайка воробьев. Обильная роса стекает с крыш, как весенняя капель. На краю села тонко звенят о металл молотки, и раскатами грома ворчит строптивый мотор — должно быть, там ремонтируют трактор. Здесь, на Севере, уборка еще в самом разгаре…

Евсей Маркелыч, стоя на пороге метеостанции, теперь расспрашивал радиста о прогнозе погоды. Тот морщился: похолодание, осадки, к концу декады — ветры, переходящие в шторм.

— «Осадки, осадки»! — сердито повторил Евсей Маркелыч. — Эти мне осадки всю шею переели, все насквозь этими осадками пропитались… И туманы, конечно?

— Обязательно.

— Эх, выходит, каждую ночь стой на якоре…

К ним подошел школьный сторож. Пригляделся к Евсею Маркелычу:

— Вроде знакомый?

— Не помню, — отозвался Евсей Маркелыч.

— Давно здесь плавал?

— Лет восемь назад.

— Ну и я с тобой плавал. Не помнишь?.. Вот встретились! Гляди, а?

— Бывает. Теперь прояснило. Марком звали?

— Да.

И начали вспоминать:

— У тебя будто бы дочка была? Где она?

— Здесь. Куда она от меня денется.

— А внучка?

— Нинка? Нинка в городе.

— Замуж вышла?

— Нет. Молода еще. Матросом всю войну на «Спартаке» плавала, а теперь в техникуме учится на штурмана.

— Ты бы ей что более женское присоветовал, — сказал Евсей Маркелыч.

— А что — женское? Мы по-другому меж собой поговорили, — возразил ему Марк. — Не по нужде ей в штурманы захотелось, а по своей доброй воле. И пусть! Выучится — самый полезный окажется человек. На всякий случай не худо это.

— Не бывать бы им, этим всяким случаям! — вздохнул Евсей Маркелыч.

— Зарекаться тоже нельзя.

— Это верно: нельзя.

— Лучше быть всегда и ко всему готовыми. Надежнее, да и спокойнее.