Любовь ко всему экзотическому, куда вошла вся ее армянская родня, принесла свои законные плоды. Один из которых сейчас мялся на пороге, не зная, куда деть букет.
– Как хорошо, что вы сумели вырваться, Танечка! – хлопотала она надо мной. – Это ж надо подумать, какой конфуз! И представьте себе, дорогая, это со мной происходит постоянно!
Такой напор будущей родственницы много лет назад изрядно обескуражил мать отца Гарика. Но Каринэ Эмильевна, будучи женщиной умной, сватью нежно любила и по случаю слала с оказией гостинцы.
– Ну что ты там застрял, Гарик? Давай сюда цветы, а ты помоги лучше Тане снять пальто, – и она снова легко упорхнула из прихожей.
В гостиной нас уже ждал накрытый белой вязаной скатертью круглый стол. Наверху мягким светом горел абажур, и я почти услышала скрип граммофонной пластинки.
– Ой, снова он хулиганит! – недовольно заметила Елена Сергеевна. – Я давно прошу Гарика сменить иглу. А он мне сует какие-то коробки! – Она указала жестом на дисковый проигрыватель.
– Танечка, – начала она, умильно глядя на меня. – Гарик рассказал мне, что вы любите кофе. Но вы знаете, я всегда пью чай и в кофе ничего не понимаю. Поэтому сегодня у нас чаепитие, я побоялась сесть в лужу, – она подала знак внуку, и он стал разливать из тяжелого фарфорового чайника чай. – Это ассам, крупнолистовой. Если предпочитаете, вот сливки, – она любезно подвинула ко мне серебряный молочник. – Чай научил меня пить отец. Для чаепития всегда нужно выделить время. «Чай суеты не терпит!» – говорил он мне. А мама – нет. – Она слегка подпрыгнула вслед за голосом, который вдруг на какую-то секунду стал высоким и почти детским. – Она обожала кофе. Его ей присылала подруга из Одессы. И вот раз в неделю, по воскресеньям, мама сначала сама обжаривала его, а затем толкла его в ступке. Аромат стоял просто божественный! – Она подняла руки к щекам. – А потом варила его в маленькой турке. И пила из маленькой чашки. Но папа ругался, ему чудился запах табака. Он никогда не курил.
Папазян сидел в почтительном молчании, заранее смирившись со всем, что бы тут ни случилось. На руках у него, млея от почесываний, разлеглась собака, которая изредка вздыхала и поворачивалась бочком поудобнее.
– Вы не представляете себе, Танечка, какой это был красивый ребенок! В него были влюблены буквально все. Я клянусь вам! – Рано или поздно речь должна была пойти о виновнике сегодняшнего чаепития. – Мы его, конечно, избаловали. Но что делать? Вы знаете, Таня, когда он в детстве смотрел на меня своими армянскими, этими невозможными чернющими глазами, я была бессильна что-либо ему запретить.
Я сама не заметила, как в моих руках оказались фотографии маленького Гарика. Он был очарователен, как и все дети. Вот он совсем карапуз, в костюме Зайчика на утреннике. А вот уже первоклассник с букетом, который едва ли не выше его самого.
Папазян мужественно молчал, понимая, что все годы ухаживаний, намеков, а иногда прямых просьб о коротком и ни к чему не обязывающем романе между нами обращаются в прах.
– Какая жалость, Танечка, что у вас ничего нет с Гариком! – сокрушалась Елена Сергеевна, красиво кутаясь в ажурную шаль. – У вас были бы такие красивые дети. Моя Наташа ведь тоже блондинка. Я так мечтаю, что у меня будут правнуки блондины с карими глазами. Это так красиво! Таня, может быть, вы передумаете?
И я задумалась, вспомнив напутствия собственной матери: «Ты же не за мужа замуж выходишь, а за его родителей, друзей и коллег по работе!» Внезапно Гарик стал завидным женихом по всем пунктам.
– Нет, Елена Сергеевна, – ответила я. – У нас с Гариком дружеские и исключительно платонические отношения.
– Исключительно, – скорбно подтвердил Папазян. – Нам пора.
Мы выходили из подъезда в полном молчании. Я не выдержала первой:
– Как думаешь, сколько тебе понадобится времени, чтобы снова увидеть во мне женщину, а не родственницу?
– Дай мне недельку-другую, Иванова. – Он грустно открыл передо мной дверь автомобиля. – Мне ведь уже не двадцать.
– Ты же понимаешь, что я тебе этого не забуду? – Я уже предвкушала все грани эмоционального шантажа и всю прелесть будущих острот, пущенных в моего несостоявшегося жениха.
– Угу, – смешно вздохнул он, заводя мотор.
За поворотом был уже виден мой дом, когда я решилась:
– Сделаешь мне одолжение?
– Я не выпущу Александра. – Гарик раздраженно фыркнул. – Имей совесть, женщина, ты только расторгла помолвку!
– Я просто собрала ему передачу, – осторожно ответила я.
– Танька, ты же не собираешься в ждулю играть? – Гарик опасливо посмотрел на меня.
– На самый отчаянный случай у меня есть ты, – рассмеялась я. – И действовать я буду наверняка, сразу через твою бабушку.
– Подло, но эффективно, – согласился Папазян.