Ледяной лабиринт

Один только аптечный стрелок наделал столько шума много лет назад, но сих пор так и не удалось выяснить, кто он и зачем расстреливал людей в аптеках. Хотя косвенных улик, как и в случае с гибелью Кирилла, хватало. Проблема в них состояла всегда в слишком широком диапазоне трактовок. Поиски правды в этом случае очень напоминают школьное упражнение по составлению рассказа с несколькими одинаковыми словами. На весь класс не будет ни одной повторяющейся истории.

В такие моменты начинаешь цепляться за соломинку. Часто бывало, что разгадка лежала прямо перед носом, стоило только правильно понять особенность характера жертвы. Все, что мы видим, есть не более чем удачно созданная проекция нашего субъективного воображения. Реальный же человек так до конца и остается неузнанным. И это вполне естественно, учитывая, сколько разных личин носит каждый из нас.

К примеру, тот же Александр. Определение «сложный человек», безусловно, подходило к нему, вот только действительность была иной. Все дело в нюансах. Он, безусловно, был прямолинеен, закрыт, резок, не терпел компромиссов. Но ведь за то непродолжительное время, что мы с ним оказались знакомы, я узнала, что он благородный и щедрый мужчина, то, как он опекал Асю и Алевтину Ивановну, трогало до глубины души.

Так каким же был Кирилл Зябликов? Что в нем было такого, за что с ним так жестоко расправились? Он был разный, но, как ни старайся, характер не спрячешь. И он прорывался в общении с друзьями, с родственниками, даже с любимой девушкой. Владимир Викторович сказал, что Кирилл был азартен, общителен, импульсивен, с обостренным чувством справедливости и задатками лидера. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять, что с таким набором качеств можно легко влипнуть в историю. А если прибавить к этому, что Кирилл очень стеснялся своего прошлого и не был до конца откровенен с Асей, даром что жил с ней под одной крышей почти год, общая картина приобретала не столь идиллический вид.

В таких раздумьях я прошла почти два квартала до набережной. Небольшая пешеходная зона упиралась в блошиный рынок, на котором вперемежку продавали предметы не такого далекого советского быта, невнятные поделки, старое вязание и целые развалы технических запчастей, о назначении которых я бы никогда не догадалась.

Торговали просто, используя ящики вместо витрин. Некоторые умельцы ухитрялись сделать прилавки из складных столов и стоек для одежды, но часто это были «скатерти-самобранки», раскинутые прямо на земле с аккуратно разложенным товаром.

Я остановилась возле одного из них. Откуда-то из чашки на меня смотрели иглы для старых проигрывателей. Рядом лежала старая пластинка с записью оперы «Евгения Онегина» с Лемешевым в партии Ленского.

– Пластинка, наверное, затертая? – спросила я у помятого, но озорного на вид мужичка.

– Посмотрите, девушка. – Он аккуратно достал из рваной мягкой обложки пластинку, держа ее за ребра озябшими от холода пальцами, и показал на свет. – Чистая пластинка. Я тщательно товар осматриваю. Тот, что с браком, – он кивнул в сторону коробки, – со скидкой. Сам ценитель, так что понимаю.

Пластинку я взяла, как и иглы от проигрывателя, для бабушки Папазяна. Елена Сергеевна умела произвести приятное впечатление. Рядом с ней хотелось быть немножечко старомодной, посылать записочки, благодарить за приглашения, слать гостинцы и носить кружевные перчатки. Мне досталась парочка таких от бабушки. Она сама вязала их тонким крючком, выбирая нитки белого ириса. Я с удивлением поняла, что испытывала легкую ностальгию по тому времени, воплощением которого сейчас для меня стала бабушка Гарика.

Рядом с блошинкой раскинулся небольшой сквер, одной из сторон выходящий на старое кладбище. Все, что от него уцелело, это несколько могил начала девятнадцатого века, пара надгробий с замысловатой архитектурой и маленькая часовенка, которую вот уже несколько лет пытались отреставрировать.

Я купила себе в киоске безалкогольный глинтвейн и спустилась ближе к реке. Прогуливаясь по набережной, я подумала, что слежка за родителями Руслана может вполне оказаться бесполезным занятием. Однако пока в расследовании наступил простой, я не рисковала упустить что-то важное, следя за четой Овчинниковых. Руслана выпустят послезавтра. Поэтому если его родители что-то скрывали, это обязательно просочится наружу. И я буду рядом, чтобы ничего не упустить.

От размышлений меня отвлекла Ленка, звонившая мне в разгар своего рабочего дня.

– Я у тебя расческу свою не забыла, случайно? – послышался ее взволнованный голос.

– Не знаю, я поищу. Что ты так распереживалась? На свете много расчесок.

– А вот и нет! У меня там в ручке триста баксов заначки, – поделилась сокровенным Ленка.

– Кто такие деньги в расческе хранит? Ее ж потерять легко! – Эту Ленку только учи и учи.

– Да поняла уже, – разочарованно призналась она. – Сама-то почему невеселая?

– Будем считать, что это творческий ступор, – объяснять ей суть дела заняло бы слишком много времени.