Ледяной ветер азарта

– Скажу. Этот самый, который порезаный, Елохин Лешка, было дело, одно время начал под Анюту клинья бить. Ухаживать – другими словами, кавалера из себя корчить. Хотя, между нами говоря, данных у него для этого... как у зайца денег. А Горецкий парень не промах, знает, что клин вышибается клином. Улавливаете мою мысль?

– Что же сама Анюта?

– Во! – Ягунов даже ладонями по коленям хлопнул. – Очень умный вопрос. Сама Анюта и на Лешку Елохина, и на Витьку Горецкого ноль внимания. Не по душе они ей. Если уж на то пошло, то я, Павел Федорович Ягунов, человек не больно высокого полета, Михалыч не даст соврать... Правда, Михалыч, что я не больно высокого полета? – Ягунов подмигнул следователю хмельным глазом.

– Не могу не согласиться, – Шаповалов кивнул, скорчив значительную гримасу.

– Так вот, я, в общем-то, ближе Анюте, нежели оба они, вместе взятые. Потому как со мной она не прочь побеседовать, а на них... – Ягунов оглянулся по сторонам, но Белоконь не дал ему закончить:

– Хорошо! Из-за чего же драка?

– О-о! – Ягунов зажмурился. – Очень тонкий маневр получается, товарищ следователь. Постараюсь объяснить. Может быть, вы меня и поймете... Оглянитесь вокруг, – Ягунов развел руками, но шапка его упала с колен, и величественный жест пришлось прервать. – Что мы видим? Глушь. Несусветную глушь. Здесь не то что живой человек – картинка на тумбочке может стать причиной страшных преступлений. Скажи, Михалыч! Было ведь! Факт! Новичок спер у экскаваторщика девушку с тумбочки. Красивая такая девушка, но что самое удивительное – не совсем одетая. Голая, проще говоря. Так вот, новичок был жестоко наказан. А девушку экскаваторщик опять поместил на тумбочку. Домой, можно сказать, привел. А вы говорите, из-за чего драка... У Анюты свадьба скоро с главным инженером товарищем Званцевым. По слухам! – Ягунов предостерегающе поднял корявый указательный палец, до странности похожий на своего хозяина. – А подрались Елохин с Горецким. Ход моей мысли воспринимаете?

Белоконь удивленно посмотрел на участкового. Как, мол, понимать? Издевается? Шутит? Но Шаповалов в ответ только кивнул. Все, мол, так и есть, все правильно.

– А Горецкий что за человек?

– Он здесь меньше года. Еще подъемные, наверно, не пропил. Хотя нет, пропил. Это я зря на человека наговариваю. Живет он с секретаршей нашего Толыса, Панюшкина то есть. И потому пользуется некоторой неприкосновенностью, – Ягунов покрутил перед лицом Белоконя растопыренной пятерней. – Усекаете?

– Ты, Пашка, того, не надо, – строго сказал Шаповалов. – Ври, да меру знай! Ишь разошелся!

– Ха! А как он Толыса чуть бульдозером не растерзал? Неужто забыл? Вот что скажу, Михалыч, тебе бы того Панюшкин не простил. А Горецкому простил. Нинка уговорила, чтоб не губил он ее любовь, незаконную да постыдную! Во! Надо еще посмотреть да разобраться, почему Панюшкин к той Нинке благоволит. Видно, из одного колодца с Горецким пить пришлось, – последние слова Ягунов произнес яростным шепотом.

– Ну и гнидный же ты человек, Пашка! Чего на старика-то наговаривать!

– Кто, Панюшкин старик? – Ягунов откинулся назад, будто услышал нечто совершенно невероятное. – Да на нем еще двадцать лет воду возить можно! Он еще нас с тобой по всем статьям обскачет. Он еще...

– Разберемся! – прервал спор Белоконь. – Продолжим о событиях в магазине. Ваше слово, Павел Федорович!

– Ну что, выпили мы пивка, нам как раз пивка подбросили. Вот я и говорю Витьке Горецкому, так и так, говорю, а Елохин вроде бы к Анюте на два корпуса ближе тебя. Я не соврал, так оно и есть. Елохин часто у столовой вертится, то ящики поднесет, то мусор унесет... То хиханьки с Анютой организует, то хаханьки... Вот я Витьке и говорю, хоть, говорю, и шлюха, а смотреть в твою сторону не желает.

– Елохин это слышал?

– Нет. Я человек обходительный, знаю, что к чему. Опять же в каких-никаких начальниках хожу, себя блюсти должен. А Витька Горецкий к тому времени помимо пивка уж и чекушку опорожнил. Это при мне. Что он опорожнил без меня – не знаю. Врать не стану. Ну и заблажил на все побережье... И про легкое ее поведение, и слова всякие непотребные. Я ему по-дружески, предостеречь чтобы... А он не сдержался. Когда Елохин подскочил, да начал криком кричать, да кулаками перед носом размахивать, Витька и пырнул его, – Ягунов вздохнул скорбно, опустил глаза.

– Понятно, – кивнул Белоконь. – А теперь, Павел Федорович, поскольку человек вы знающий, скажите мне, как Вера Жмакина относится к Виктору Горецкому?