– Я и есть, – Званцев без надобности поправил тяжелые квадратные очки. – Это хорошо или плохо? – Он отважно посмотрел в шалые глаза девушки, и его уверенности заметно поубавилось. Была в ее улыбке, в манерах убежденность в какой-то своей правоте. Впрочем, выражение ее лица можно было истолковать и иначе: о человеке, с которым говорит, она знает то, в чем он даже себе не признается. С первых же минут Званцев ощутил неуверенность, будто был в чем-то виноват перед этой девушкой.
– Никогда бы не подумала! Я уж решила, что меня разыгрывают, – она придирчиво осмотрела Званцева, словно на всю жизнь хотела запомнить, какие они бывают, эти главные инженеры.
– Так хорошо или плохо, что я главный инженер? – спросил Званцев, с ужасом чувствуя, как его голос вдруг приобрел чуть ли не заискивающий тон.
– Конечно, плохо! – сказала девушка, не задумываясь. – Хороший главный инженер не будет задавать прохожим такие вопросы.
– Да, – согласился Званцев. – Тут ничего не возразишь.
– Делайте оргвыводы.
– Придется. Обидно все-таки, когда в тебе разочаровываются... Даже если это прохожие. Вам легче, я вот в вас еще не разочаровался, – Званцев с удивлением прислушивался к себе. Подобных слов он не произносил с тех пор, как несколько лет назад перестал быть студентом московского вуза. Оказывается, он еще умеет быть легкомысленным и безответственным.
– О! – засмеялась девушка. – У меня и так достаточно разочарованных! Так что не надо во мне разочаровываться, это придаст вам своеобразие и благотворно отразится на работе.
Званцев опять поправил очки.
– Владимир Александрович, – сказал он и протянул руку.
– Вовка, значит, – уточнила девушка. – А я – Анна, если хотите. Югалдина. Прибыла в качестве сезонной рабочей. Из Охи. Говорили, что здесь дикое место, глушь, страхи всякие рисовали, а оказалось, поселок как поселок.
– А в Охе кем работали?
– По-разному, – уклончиво ответила Анна. – В основном по линии строительства. Да мне-то особенно и работать некогда было, возраст не позволял. Скажите, Вовка... – Она замолчала, сморщила нос, задумавшись, посмотрела на Званцева снизу вверх. – Дико, да?
– Что дико?
– Звучит дико... Скажите, Вовка...
– По-моему, ничего.
– Я не о «Вовке», я о «скажите». Скажи, Вовка! Так лучше, да?
– Пожалуй, – согласился Званцев.
– Заметано. Так вот, скажи, Вовка, организация досуга сезонных рабочих входит в твои обязанности?
– Слегка.
– Слушай, надо что-то придумать! Скукотища!
– Тебе? Скучно? Не верю.
– Спасибо на добром слове, товарищ главный инженер, только ведь и в самом деле скучно. Хоть бы мероприятие какое запузырили!
– Могу предложить поездку на Материк. Прямо сейчас. На катере. За грибами. Ну?
– Даже не знаю... Как-то не приходилось ходить за грибами с главным инженером... Кто их знает, инженеров-то... Особенно главных.
– Решай. Катер идет сейчас, а вечером возвращается.
– Слушай, Вовка, ведь ты думаешь, что я откажусь! А я не откажусь. Грибы – не знаю, а вот через Пролив махануть – тут что-то есть. Мы не опоздаем на катер?
– Анна! Ты едешь с главным инженером!
– Прошу прощения. Еще не привыкла. Да и стоит ли привыкать? – Она испытующе посмотрела на Званцева.
Он смешался, начал высматривать у причала катер, махнул кому-то рукой.
– Так стоит ли привыкать к такому высокому начальству?
– Думаю, стоит. Больше того – необходимо.
– Да ну?
Он взглянул на девушку, пытаясь найти в ней нечто такое, что отрезвило бы его, но она нравилась ему все больше. Правда, настораживала ее напористость, слишком быстрое согласие ехать с ним, но Званцев, не задумываясь, отнес это к собственным достоинствам.
– Слушай, Вовка, ты женат?
– Хм... Нет. А ты?
– Что ты, в моем возрасте! Да и женихов больно много, все норовят друг другу дорогу перебежать. Деваться от них некуда! То прогуляться зовут, то на Материк за грибами чуть не силком тащат!
Они рассмеялись, и смех сблизил их больше, чем весь разговор.
А потом, через год, они будут вспоминать, как болтало на Проливе маленький катер, как медленно удалялся, таял в утреннем лиловом тумане маленький, разбросанный на отлогом берегу Поселок. Держась за мокрые от ночной росы поручни, они смотрели, как бьются в помятые, ржавые борта литые морские волны и как постепенно впереди проступают неимоверно зеленые материковые сопки. Они запомнят запах моря, облезлые цифры на рулевой рубке, маленького рулевого в огромной морской фуражке с крабом, бело-розовый пароход, который прошел в тумане совсем рядом...
Когда они сошли на берег, туман рассеялся и море заблестело солнечными зайчиками. По песку под ногами ползали маленькие крабы, и на их бронированных спинах блики солнца сверкали четко и остро. А еще была высокая трава, и густые заросли каких-то кустов, и чистая зеленая поляна с желтыми цветами. В ползающих крабах, в громадных, хрустящих под ногами перламутровых раковинах, в чистоте поляны, в камнях на берегу, в бесконечности, бесчисленности солнечных зайчиков виделось нечто, лишь для них и существующее, то, что исчезнет, как только они уйдут отсюда.