Ледяные чертоги Аляски

Капитан приказал индейцам-матросам спустить каноэ, высадить на берег всех желающих и сопровождать нас к леднику на случай, если потребуется их помощь. Однако столь редкой возможностью увидеть ледник вблизи воспользовалось лишь трое из нашей группы: мистер Янг, один из докторов богословия и я. Подплыв к ближайшей и самой сухой, на наш взгляд, части моренной равнины, мы сошли на берег, но тут же охотно вернулись в каноэ, поскольку серая минеральная грязь, состоящая из перемолотой горной породы и нестабильная из-за приливов и отливов, сразу же начала затягивать нас, словно зыбучий песок. Следующая попытка сойти на берег, предпринятая ближе к середине долины, увенчалась успехом, и вскоре мы оказались на усыпанной гравием твердой земле и поспешили к огромной ледяной стене, которая, казалось, отступала по мере того, как мы продвигались вперед. Единственным препятствием на нашем пути стала сеть ледяных ручьев, у самого большого из которых мы остановились, не желая промокнуть, переправляясь вброд. Сопровождающий нас индеец пришел на выручку и быстро перенес всех через него на своей спине. Когда очередь дошла до меня, я сказал ему, что и сам могу перейти ручей, но он так до смешного убедительно склонил плечи, что я впервые решился оседлать кого-то с тех пор, как в детстве играл в чехарду. Мой вертикальный мул, пошатываясь, пошел по камням через бурлящий поток и, вопреки худшим ожиданиям, успешно его пересек. Переправившись таким образом еще через несколько ледниковых ручьев, мы наконец добрались до подножия ледяной стены. Доктор богословия будто для галочки быстро прикоснулся к ней, как к опасному дикому зверю, и с чувством выполненного долга поспешил обратно к лодке, прихватив с собой на всякий случай индейца-носильщика и даже не догадываясь о том, что он теряет. Мистер Янг и я внимательно осмотрели чудесные хрустальные стены, восхищаясь их дивной архитектурой, игрой света в трещинах и впадинах и структурой льда на менее поврежденных участках, повсюду находя нечто прекрасное и новые факты для изучения. Затем мы попытались взобраться на стену и, терпеливо поднимаясь зигзагами, огибая расселины и время от времени прорубая ступени, перебрались через выступ и прошли еще пару миль до высоты около семисот футов. Вся фронтальная часть ледника была рассечена трещинами и представляла собой лабиринт из неглубоких пещер и расселин, поражающий разнообразием новых архитектурных форм: здесь были скопления сверкающих шпилей, фронтоны и обелиски, мощные и неприступные бастионы, отвесные утесы с зубчатыми карнизами*, при этом каждая теснина и трещина, борозда и полость была наполнена мерцающим пульсирующим бледно-голубым светом невыразимой нежности и красоты. День был теплым, и по ту сторону изрезанной расселинами фронтальной стены на широкой тающей груди ледника ликовали, журчали, звенели и пели многочисленные ручьи, бегущие по гладким каналам, проточенным сквозь белый мертвый лед на поверхности к живому синему льду в глубине, где они и текли, окруженные ореолом мерцающего света, который можно увидеть лишь среди хрустальных холмов и впадин ледника.

Мы видели мощный поток льда, под огромным давлением шлифующий гранитные стены, скругляющий выступающие валуны и углубляющий полости, придавая им ту форму, которую они будут иметь, когда по истечении отведенного ему времени огромный ледник растает на солнце. Каждый элемент пейзажа светился изнутри вложенным в него замыслом Божиим. В нескольких милях за фронтальной стеной, ледник сейчас, вероятно, имеет глубину чуть более тысячи футов, но если рассмотреть отметины на стенах, явно имеющие ледниковое происхождение: скругленные и отполированные участки, борозды и штриховку, становится ясно, что на заре ледникового периода этот ледник был на три-четыре тысячи футов выше и по меньшей мере на милю глубже.

Стоя здесь, перед лицом столь свежих и красноречивых фактов, любой наблюдатель, не говоря уже о геологе, легко поймет, какую роль движение ледника играет в формировании ландшафта и рельефа суши, а также осознает, что процесс сотворения мира еще не завершен. Вокруг нас утро творения: давно зачатые горы лишь теперь рождаются; мы видим каналы, которым суждено стать реками, и котловины, вместилища будущих озер; моренные отложения измельчаются и разносятся по долине, на булыжниках и гравии вырастет лес, более мелкозернистая почва станет домом для трав и цветов, а самые мелкие частицы грунта ручьи уносят в море, где они будут веками храниться во мраке, накапливаясь крупица за крупицей, цементируясь и кристаллизуясь, чтобы создать горы, долины и равнины других предопределенных ландшафтов, за которыми последует бесконечная череда новых прекрасных творений.