Ледяные волки

– В случае с повозкой расчеты приблизительные, – добавила профессор с саркастической ухмылкой, что не вязалось с ее обычной резкостью. «Сначала сорвалась на Лизабет, а теперь пытается делать вид, что добренькая», – подумал Андерс, которого деланная улыбка женщины ничуть не успокоила. А Сигрид продолжала: – Часто скорость зависит от характеристик запряженной в повозку лошади. Тем не менее их польза, как вы увидите в дальнейшем, окупает это неудобство.

Ребята постепенно начали переговариваться друг с другом, жизнь в классе вернулась в прежнее русло, однако Андерс до конца урока так и не проронил ни слова. У него из головы не выходило сказанное Сигрид: «За предательство стаи – смерть или изгнание».

Ставки в игре, которую мальчик затеял, были высоки. А вот выиграет ли он – в этом были большие сомнения.

За обедом среди жужжащего роя учеников молчал не только Андерс: Закари и Виктория тоже притихли. Наверное, как и он, гадали, где сейчас Лизабет, ведь в столовой девочка так и не показалась.

Как всегда, Андерс наложил себе полную тарелку. На этот раз жаренное с овощами мясо, приправленное остренькой чилой, от которой покалывало на языке.

– Да разве же это заправка, никакой остроты, – сказал Дэт. – В наших краях такое только младенцы едят.

Мальчик узнал, что Дэт приехал из-за моря, из Моситалы. Он рассказал о том, что в его стране, как и на Воллене, есть равнины и горы, только солнце греет гораздо жарче. Где-то у них только иссушенная земля и засохшая трава, а где-то – пышущие сочной зеленью джунгли. Его послушать, так в сравнении с Волленом солнце у них почти не заходило.

– Наши элементалы совсем не такие, как здесь, – говорил Дэт. – У нас другие животные и другие стихии. Когда мне исполнилось двенадцать лет, я заболел. Никто из родственников не припоминал, чтобы у нас в роду были громовые львы, но меня все равно отправили на церемонию Испытания, потому что болезнь у меня была точь-в-точь как у не превратившихся вовремя детей.

– Ясное дело, это не помогло. Потом тетя вспомнила, что моя прабабушка была родом с Воллена. Родителям ничего не оставалось, как посадить меня на корабль и привезти сюда. И все получилось: коснувшись посоха Хадды, я обратился.

– Твоя прабабушка? – недоверчиво повторил Матео. – Волчья кровь была только у нее, а ты все равно смог перевоплотиться?

– Как видишь, – ответил Дэт. – Неважно, сколько волков было в роду, достаточно даже одного, чтобы эти искорки вспыхнули. Но превратишься ты или нет, это уже как повезет.

Андерс сделал вид, что занят едой, а сам задумался. Значит, кто-то из его предков был волком. Но что толку ему от этих знаний, если это было поколение назад и волком были деды или прадеды? Так он все равно не узнает, кто такой.

Отправляя в рот насаженные на вилку овощи, Дэт вздохнул:

– Хоть от стаи я теперь никуда, по теплу наших краев все равно скучаю.

– Дэт рассказывает такие интересные истории про Моситалу! – восхищенно сказал Джей, а мальчик непринужденно и заразительно засмеялся.

– Тебя легко позабавить, Джей, это же просто сказки для малышей.

– А мне они тоже нравятся, – сказал Матео, который жил в одной комнате с Джеем и Дэтом.

– Всегда интересно слушать про другие места, – ответил Дэт. – Про Моситалу тоже есть что послушать, ведь у нас, как в любом большом городе, встречаются люди отовсюду, но с Холбардом не сравнится ни один город – в его факторию заплывают корабли со всего света. Да возьмите хоть нас: многие родственники Виктории – из Охаро, о котором, я уверен, ей есть что рассказать, Матео – из Алемахата, и такого вкусного печенья, как печет его бабушка, я еще не пробовал.

Все тут же обернулись к Матео, а Закари требовательно спросил:

– О каком печенье речь, Матео? Ты что, угощал Закари, а от нас утаил?

– А я послушал бы что-нибудь про Воллен, – пришел на выручку Матео Дэт. – Андерс, в твоем приюте тоже были дети отовсюду?

Мальчик замер на месте. Он понимал, что Дэт, как и остальные, кто выражал бурную заинтересованность, делали это только по одной причине – хотели приветить его, показать, что им неважно, есть ли у него семья и твердые доказательства принадлежности к стае.

Но Андерс покинул приют, когда ему было шесть, и меньше всего хотел говорить о том, откуда он. Юноша вовсе не горел желанием рассказывать о непростых временах, пережитых им с Рэйной на улице: как они копались в отбросах в поисках объедков или как Рэйна придумала воровать еду на удочку. Умно, конечно, но зачем об этом вспоминать? Но, глядя на ободряющие и ждущие взгляды, он все же решил попробовать что-то рассказать.

– Да, были у нас разные ребята, – утвердительно начал он.

В реальности сироты чувствовали себя никому не нужными, оторванными от жизни остальных жителей Холбарда, где у каждого была семья. Но вместо того, чтобы объяснять, каково это – быть настолько одиноким, он сказал:

– Мы горой стояли друг за друга. А еще у нас выработался свой особый язык.