Под хохот дружины, Вороток понес мальчишку мыться. На ходу сбросил с него рубашонку, зашел по колено в море и окунул в воду. Маленький пленник фыркал, отбивался, а Вороток знай себе оттирал укротителя гусей до розового. —…Что-то крикнул, и будто углями ногу ожгло. Глядь, а это гусь меня терзает! — Вои катались по земле, держась за животы. — Духовитый малец!
Вороток вынес мальчишку на берег, кто-то кинул ему верховку. Закутанного в овчину малыша подсадили ближе к огню.
— Звать-то как?
— Гусек. — Мальчишка глотал злые слезы и косился исподлобья.
— Истинно Гусек! — Безрод подсел к огню. — Как попался?
— Пограбили нас, да пожгли. — Гусек утер глаза. — Так и попался.
— А какого роду племени?
— Былинеи мы. — Мальчишка закусил губу. — Только никого в деревне больше не осталось.
Крепился-крепился, — да и заплакал. Спрятался с головой в огромную верховку, и толстая шуба затряслась. Так и уснул у костра в овчине.
Баранов и гусей забили и зажарили. Ели, спали, спали, ели. Найденыш просил не бить того гуся, что ущипнул Безрода. Боевого гуся оставили жить. Посмеялись и оставили. Гусек сгреб друга в охапку и поведал, что, едва началась битва с островными, Столль-унд велел схорониться в трюме в солому, и если звери придут, лежать не шевелиться. Говорил, дескать, потом убежишь.
— Звери — это вы? — спросил мальчишка настороженно.
Нет, это невозможно! Столько смеяться невозможно! Животы надорвутся! — Может, и мы. — Безрод усмехнулся. Сам ведь обещал съесть мальчишку.
Гусек украдкой оглядел берег. С Сереньким бежать будет трудно, но он не оставит его этим. Вместе попали в плен, вместе и бежать.
— Да некуда отсюда бежать, малец! — хохотал Ледок. — Некуда! Вода кругом!
Они так смеялись… они так смеялись, Гусек крепился-крепился и залился вслед за воями звонким детским смехом. Впервые смеялся за три седмицы.
Вышли в море утром. Два граппра шли друг за другом. Павших оттниров упокоили в морской пучине, и впервые за два дня лица раненных полуночников разгладились. Благодарили молча, без слов, одними глазами.
— Еще один встречный граппр — и придется биться, — кусал ус Щелк.
На двух ладьях не уйти, когда одна идет на привязи, как ленивый осел, и тянет вторую назад. Потому и шли всё морскими глухоманями. Впрочем, издалека два корабля — не один. Поди, разгляди, что на две ладьи всего одна дружина.
— На торг не выйду! — твердил предводитель видсдьяуров Столль. Встать он не мог, ноги перебили.
— Я тебя отнесу, унд. — Безрод криво усмехнулся.
— Тебе придется меня зарубить! Я буду грызться! Мы все будем грызться! Ты правильно делаешь, что не подходишь!
— Я просто боюсь. — А я нет!
— Тебе легче.
Сивый отошел от пленных к кормилу. На граппре видсдьяуров кормщиком шел Моряй. Глядя назад, на Ювбеге, Гюст одобрительно кивал. Моряй от богов кормщик. По старому поверью оттниров, когда погибает граппр, его душу боги вкладывают в кого-то из новорожденных детей. Наверное, в Моряя боги вложили душу отличного граппра, бояны зовут их ладьями.
Сколько идут, а небо сине, и ветер тих. Подозрительно. Не случиться бы вскоре буре! Весной такие затишья не редкость. Вроде и должен ветер терзать парус, а он спит. Спит, но в эту пору просыпается внезапно. Без упреждения. Небо синее, и солнце светит, однако ветер налетит, будто из ниоткуда, завертит, закружит, изорвет парус в клочья. — Где заночуем?
Гюст задрал голову. Небо синее. Ясно. Да неспокойно что-то на душе.
— На Туманной Скале.
— Тебя что-то тревожит?
— Да, сват. Как бы буря не случилась.
— Небо ведь синее!
— То-то и страшно!
— И пусть грянет буря! — заревел Столль-унд. — Я призываю Тнира наслать бурю, и пусть морские волны упокоят одних и утопят других, как лишних щенят!
Гюст продолжал, будто никто и не встревал.
— Туманная скала очень мала, и на день пути в любую сторону других земель просто нет. У той скалы есть место всего для двух граппров.
— Слыхал я про Туманную Скалу, — крикнул Рядяша со своей скамьи. — Страшное про нее рассказывают. Дескать, это зуб Злобога, который он бросил посреди моря-окияна. И всегда получается так, что в бурю пристают одновременно сразу несколько ладей. И за место в заводи непременно случается бой. Ведь места — с воробьиный нос. А Злобог сидит на самом верху и смеется.
— Наддай! Р-раз-два-три! — Безрод ладонями отбил гребную меру. Сам сел за весло.