— У каждого свой. Вои собирали стрелы. Мертвых трюллей оставили на берегу, оттниров перенесли на граппр. Оставшиеся в живых стоять не могли. Каждый оказался не единожды ранен. Сидели там, где спрятались от стрел — на корме, под бортами. Волками зыркали на чужаков, бродящих по их славному Ювбеге. Но встать и прогнать незваных гостей вон, — уже не хватало сил. Только пели. Все тише и тише. Безрод подошел к видсдьяурам. Рыжий полуночник без шлема, с окладистой рыжей бородой, заляпанной кровью, надменно оскалился.
— Кто ты такой, и что делаешь на моем граппре? Я тебя не звал!
— Два дня бегал за нами по морю. Наверное, позвать хотел. — Безрод ухмыльнулся. — Мы здесь. Приглашение принято. — Так вот чей граппр помешал мне завершить охоту на островных зверей! — Оттнир высокомерно ощерился, пытаясь встать. Безрод не мешал, стоял, скрестив руки на груди, и ухмылялся. Полуночник едва памяти не лишился, тяжело повалился обратно на палубу, поморщился. — Эй, боян! Ты был настоль неряшлив, что подарил зверям свой пояс! — глухо прогудел из-под кормила невзрачный, сухой видсдьяур. В таком теле, — такой голосище?
— Пояс? — Безрод, усмехаясь, присел возле кормила на корточки. — У меня и не было пояса. Беспояс я.
— Эй, вы, сброд, слепленный из простых пастухов, провонявших козьим дерьмом, где ваш вождь? Я хочу говорить с ним! — на последние силы заревел рыжий. — Не кричи, унд. — Гюст встал перед рыжим. — Ты с ним и говорил. — Врешь, подлое гойгское отродье! — Рыжий предводитель заметался по палубе. — Где это видано, чтоб граппр водило отребье!
— Не твоего ума дело, сын рабыни. — Гюст ходил по граппру и осматривал мачту, кормило, киль.
— Мой отец оттнир, а мать благородная женщина! — закашлялся рыжий. — А вот ты кто, пена морская?
— Случалось, и в пене захлебывались. — Гюст попробовал кормило по руке, поводил туда-сюда. Быстрый граппр, послушное кормило.
— Я не хочу умирать от рук дерьмоносца! — хрипел оттнир. — Спустите меня и моих людей на берег! Мы найдем зверей и падем в сече, — смертью, достойной детей Тнира!
— Слишком сложно, — ухмыльнулся Безрод.
Видсдьяур захрипел, из последних сил ударил мечом перед собой. Сивый, сидя на корточках, лениво отшлепнул лезвие.
— Перетяните им раны. Половину дружины на граппр. Уходим.
Глава 12
Гусек
Ушли недалеко. В гряде островов нашли крохотный клочок суши с родником и небольшим леском, свободный от обладателей низких лбов и выпяченных челюстей. Люди не сомкнули глаз до самого рассвета, и эти день и ночь Безрод отдал им. Вои разожгли костры, ели горячее, грелись и отсыпались. Счастливый Тычок все ходил по земле туда-сюда и от долгой отвычки все дивился тому, что земля такая твердая, аж колени подгибаются. С Рядяшей и Моряем Безрод спустился в трюм граппра. Негусто. Граппр оказался тощ, ровно волк по весне, с животом, прилипшим к ребрам. Два мешка с крупой, несколько баранов, кое-какая птица. Все.
— Живность на огонь! Да крупой приправьте. Взяли с бою — ешьте!
Смеясь, Рядяша с Моряем взгромоздили на загривки по барану, да ухватили по гусю в руку. Полезли наверх, Безрод напоследок обошел со светцом весь трюм еще раз. В углу прела сваленная сюда старая солома, изгаженная животными, вонючая, старая. Сивый подошел поближе, поглядел на солому, поглядел да и бросил:
— Вылезай, иначе подожгу.
В куче кто-то зашевелился, словно до этого не дышал, а теперь вдохнул полной грудью. Маленькие руки разгребли вонючий ворох, светлая головенка показалась из соломы, синие глаза глянули с чумазого лица. Малыш. Лет пять-шесть. Мальчишка. Глядит испуганно, прячет голову в плечи, но кулачонки стиснул.
— Вылезай.
Вылез. Волосы сбились в колтуны, рубашонка драная, рукава закатаны. Безрод смотрел на соломенное чудо и ухмылялся, малыш давно уже не молоком пахнет, а лежалым сеном, да бараньим навозом.
— Когда взяли?
— Три седмицы тому назад. Сивый усмехнулся. Мальчишку еще ни разу не продавали, праведное солнце еще не освящало купли-продажи, после которой человек становился рабом, если в нем ломалась воля. — Ступай вперед. Съем тебя за обедом. Малыш отпрыгнул назад, что-то звонко крикнул, и острая боль пронзила Безроду ногу. Сивый удивленно оглянулся. Гусь, обыкновенный серый гусь щипал ногу повыше сапога, а мальчишка прошмыгнул мимо Безрода и ринулся было к лестнице, путаясь в длинной рубашонке. Сивый стряхнул лапчатого с ноги и снял беглеца со ступеней. Повелитель гусей порывался кусаться, да не больно-то укусишь крепкие, будто деревянные, пальцы. Безрод поднялся на палубу, и парни изумленно замерли. Аж лица вытянулись. Спускались втроем, — вышли вчетвером!
— Где нашел подарок, воевода? — весело загоготали. — Неужели ладейное чрево мальчишкой разрешилось? — Хохотали так, что спящие на берегу проснулись.
— Наверное, раб.
— Нет. Ни разу не продавали. Вороток, сходи умой мальца, разит больно.