Ледобой-3. Зов

— А теперь, доблестные вои, отведайте наше лучшее блюдо «разъярённая мать, у которой хотели похитить детей», — отчего-то на память пришла эта околесица из прошлой жизни.

Млеч не дал языку узды и тот понёс. Кто из хозяйчиков и на каком постоялом дворе похоже говорил… хоть убей.

— Помнится, ещё на отчем берегу, когда женихались, ты всё горевал, отчего люди не взмывают в небо, чисто птицы, — Верна присела рядом с Грюем и заботливо поправила тому вихор, а то выбился на лоб, глаз не видно. — Так я обрадую — на спине у тебя дыра, наверное, крылья лезут.

Бывший князь натужно прошептал:

— Хоть и… не женились, а всё равно… получается… ты меня до смерти уморила. Будто жизнь вместе прожили. Всё как у людей.

Коряга перекатился на бок, постучал себя по лбу:

— Судьба у нас такая, придурок. Лежи, подыхай молча. Меня вот только уморить некому.

— Не ссы, — улыбаясь, бросила Верна, — И на тебя дурочку сыщем.

Приставила острие к межключичной ямке Грюя и налегла на нож всем весом.

— Это тебе за детей и Тычка. Спи спокойно, летун.

Млеч нахмурился, пожевал губу.

— Слушай, а когда меня метлой согревала, так же смотрела?

— Не, красавчик, на тебя ласково. Всю жизнь ведь ждала, — Верна прикрыла Грюю глаза и только теперь согнала с губ улыбку. — Ты здесь как? Заблудился?

— Бабка ваша послала. Ясна. Мол, девочка заплутала, сходи, приведи.

— И ты пошёл?

— Ага. Я же послушный. Мне сказали «кушай», я ем, сказали «сходи, найди», я пошёл, нашёл.

— Встать сможешь?

— Мне говорят «вставай», я встаю, — Коряга с натугой перекатился на живот, подтянул под себя колени, а там и на ноги встал.

— Эй, эй, не падай! — Верна подскочила, упёрлась ровно в падающий сосновый ствол, остановила. — Мало сегодня народу рухнуло? Тебя только среди них не хватает!

— Топор дай. Подпорку сработаю.

— Без тебя управлюсь. К повалке садись, я быстро.

Папкина дочка, мамкина любимица подхватила топор, подол одёжек заткнула за поясок и решительно зашагала к зарослям орешника.

— Эй… Верна!

— Чего тебе?

— Ты это… забудь. Ну… что я тут… Всё у меня хорошо.

— Ой, держите меня семеро! Ты про обещание невесту найти?

— В общем, молчи и не болтай! Поняла? Никто мне не нужен. Есть у меня!

— Хорошо у него, видите ли… Ты даже вернуться не сможешь вот так запросто! Князь млечей за самовольную отлучку в тревожное время ремней из твоей спины нарежет.

— Не твое дело, дура! Держи рот на замке!

— А то бросишь бедняжечку Верну здесь?

— Не болтай! — упрямо отчеканил Коряга.

— Посмотрим! На-ка, примерь! Вроде по росту.

— Подошла.

Млеч угнездил подмышку на рогатину, повернулся было на запад, но Верна, коротко присвистнув, головой показала себе за спину.

— На берег пойдём. По лесам долго не протопаешь.

— Я не могу грести!

— Я могу!

Несколько мгновений Коряга не мог вдохнуть, потом пришёл в себя, коротко усмехнулся и покачал головой.

— Если кто-нибудь когда-нибудь усомнится, шли придурка лесом. Вы с Безродом друг дружку стоите.

* * *

— Сторожище вот-вот покажется, выше нос, босота!

Сивый кивнул. Ага, покажется. Пока ехали из медвежьего угла, куда заползли хизанцы и откуда совершали вредительские вылазки, полстраны проехали, и за все эти дни не нашлось ровным счётом ни единого повода хотя бы губы растянуть, не говоря уже об улыбке. Люд гниющий, люд умирающий, люд бедствующий, люд разбойный… зло стремительно разматывало Боянщину, ровно клубок ленты. Повсюду провидцы шастают, вести носят от деревни к деревне, пророчат беды неминучие, скорую погибель князя и дружины. Наймитов, которых тогда успокоил в деревеньке с продажным старшиной, теперь не видно. Да и не нужны они вовсе. Своё дело сделали, теперь всякий сам себе вестоносец, носят сплетни и слухи на подошвах сапог и поршней безвозмездно. Пару раз пришлось отбиваться от лихих, а моровых, шастающих по дорогам и без дорог, точно беспризорники, объезжали так часто, что превратись в птицу, да прогляди следы собственных коней с высоты, вышла бы извилистая полоса, ровно змея проползла по песку. Сразу после гибели Ужега Сивый рванул по его следу, но в избушке не нашёл уже никого. Ушли.

— Чего задумался, детина? Ничего сказать не хочешь?

— Ты говори. У тебя голова большая, седая. Придумал, как в один узелок всё увязать?

Стюжень в ответ лишь плечами пожал. Может быть придумал, а может и не придумал. Сложно всё.

— Мешаем с тобой хизанцу. И всегда мешали. А они в свою очередь помешались на своей дороге к «Большой Солёной Воде». Вынь им да положь земли до самого Боянского моря. Отвада с ними всю жизнь рубится, отец его рубился, князь до него рубился. А тут такой случай, — верховный горько усмехнулся. — Князю их всё равно помирать, так в кои веки выпала удача не просто помереть, а с пользой. И ведь в здравом уме на такое не решишься.

— Ты про бочонок дурмана?

Старик молча кивнул.