Ледобой-3. Зов

Давешний верховой сидит у ног вороного, привалился к передней ноге, конь губами его волосы перебирает, изредка фыркает. В тяжеленных сторожевых воротах дыра зияет, пролом щерится во двор древесными сколами да щепой, свежими-свежими, аж бело-жёлтыми, а ведь снаружи воротные полубрёвна от старости тёмные, даже чёрные. Поодаль от пролома во дворе булыжник валяется с человеческую голову, ошмётки дерева разметало шагов на десять от дыры, и следы на земле видны — здесь булыжник упал, сюда отпрыгнул, тут покатился, вот замер. Т-твою же мать! Твою мать! Старший наряда аж глаза выпучил да бородой затряс. Это что сейчас было? Откуда каменюка прилетела? По башке же мог попасть, дурень! И молча, ровно слова берёг, истошно замахал парням руками, дескать, давайте… давайте, луки на изготовку.

— Эй, стреляю! Шесть луков на взводе! Кто такой?

Ага, стреляй тут! Ветер налетел, да такой холоднющий, ровно зима настала, и пыльный, мрак бы его побрал. Глаза песком обсыпает. Тот, сидящий, молча показывает, мол, мне туда нужно, в терем. К Длинноусу.

— Давай, быстрой ногой в терем, — десятник цыкнул слюной сквозь зубы. — Мало ли. Может дело важное. Мы же потом по башке и получим, если что не так.

Самый младший, почти отрок белкой скатился по лестнице наземь и умчался в боярские хоромы.

— Жди! — крикнул старший со стены. — И учти, чинить ворота тебе!

Тот, на вороном равнодушно махнул рукой. Разберёмся.

Глава 46

Сам Длинноус, Туго, его воевода, щурястый крепыш с глазами-щёлками и кудлатой головой и дозорный десяток, все в полной справе, с оружием выкатились за пробитые ворота и остановились, не доезжая до «гостя» шагов пяти.

— Эй ты, чего хотел? — рыкнул Туго.

— Поговорить.

— Говорить он хочет, — воевода глумливо замахнулся плетью. — На ноги вздёрнись, тварь! На ноги, я сказал!

Замотанный медленно потянулся вставать. Встал.

— Теперь можно?

— Кто такой, пёс приблудный?

Замотанный пожал плечами, поднял руки, прихватил тканину на лице за кончик и медленно потянул в оборот головы, разматывая.

— Я Безрод.

— Твою м-мать, — оскалился Длинноус, а Туго медленно поднял руку и растопырил пятерню — знак дружинным: стрелы клади на луки, а как отмахну, вали гада.

— Ну? — хозяин терема презрительно плюнул под ноги. — Виниться приехал? Больше не будете воровать? Таиться? Скрытничать?

Безрод будто не услышал, достал из поясной мошны орехов, взялся колоть, да в рот кидать.

— Зачем Большую Ржаную спалил?

— Что? — Длинноуса от наглости сивой образины аж перекосило, он спрыгнул с коня, быстро покрыл те пять шагов и под остерегающий крик Туго, схватил Безрода за грудки. — Ты спрашиваешь, почему я спалил деревню? Вы там совсем окабанели? Расчувствовались?

Рубцеватая тварь в глаза не глядела, пялился то ли в брови, то ли в лоб, в общем поймать его взгляд боярин не мог, как ни старался, но его зенки… странные какие-то. Совсем недавно вроде синие были, хотя погоди… у Косоворота в поместье, ещё зимой, жутковатыми показались. И захочешь забыть, не забудешь. И теперь едва голубые, и под руками гудит. Как только за грудки ухватил, так и загудело, будто ладони положил на конский круп, а тот мощно силу гоняет и всхрапывает, аж в спине отдаётся.

— Зачем. Спалил. Большую. Ржаную?

Длинноус в намёт взял без разбега, будто воздуху для отлупа уже в лёгкие набрал, а доводы свои давно на язык бросил, просто рот до сих пор на замке держал.

— Вообще берега потеряли? Вы соболят скрысили! Вы моё золото украли! Вы там что себе придумали? Вообразили себя вольными пахарями? Да, есть пахари, только вольницы нет! Забудьте!

Безрод усмехнулся, щёлкнул орешком, вынул из круглой скорлупки ядрышко, бросил на зуб.

— А-а-а-а, я понял, — Длинноус обернулся к своим, мотнул головой на Сивого, дескать, вы только гляньте на это чудо. Дружинные гоготнули. — Спросонья нашим хлебородам показалось, что солнце встаёт на небе для их удовольствия, вечерние зори сменяют утренние исключительно для услады их глаз, дожди льют вот только чтобы пахарёк одобрительно кивнул, а Длинноус, не самый последний, кстати, рубака, должен на задних лапках бегать, рушники подавать землеройкам! Так я тебе растолкую, что почём на этой земле!

Длинноус едва на нос Безрода не нанизал. Всё так же крепко держал Сивого за грудки, тот лишь чуть отстранился, насколько позволили синяя рубаха и верховка.

— Вы тупое, безмозглое стадо, которое живёт одним только пузом! Вам всё равно, что происходит за деревенской околицей! Придут оттниры или ещё кто, вы забьётесь под лавки и ни один из вас не выйдёт биться за Боянщину! Только боярство, как становой хребет, держит нашу сторону единой! Только мы!

Длинноус уже давно орал, слюни летели во все стороны, но Безрод лишь глаза прищурил и всё также тянулся назад, подальше от разверстой пасти Длинноуса. Но боярин завёлся, ровно скаковой конь, и униматься не собирался.