Ледобой-3. Зов

Стюжень сзади, за спинами — здоровенный, даже издалека видно всё — Прям, стоя на старом, пробитом бочонке, глядели во все глаза. Впереди ехал Косоворот, важный, будто вручную солнце на небо выкатил, ну понятно — этому не вылезти вперёд хоть раз в день — себя обокрасть, дальше, задрав бороду в синеву, мерно покачивался на кобыле в яблоках Кукиш, последним в цепочке бояр шествовал Смекал. Этот Стюженю особо никогда не нравился, и раньше, расталкивая собратьев локтями, к Отваде поближе не рвался, и теперь на рожон не полез, но отчего-то же в товарищи к этим двоим выполз? Зарянку везли в крытой повозке с расшитым пологом, понятное дело занавес она не отодвигала и народу рукой не махала, но предположить иное было бы просто невозможно. Дальше по сторонам повозки ехало десятка три дружинных, по десятку от каждого из бояр, но среди вояк, облачённых в брони, Стюжень внезапно углядел всадника, по облику столь же далёкого от ратного дела, как Зарянка. Молодой, наверняка двадцати ещё нет, одет просто — рубаха без родовой вышивки, да что без родовой — вообще без какой-бы то ни было. Только застиранные бледно-зелёные разводы изредка пятнают рукава. Мерно покачивается в седле, глядит вперёд, сосредоточен, улыбается уголком губ, и Стюженю — довели треволнения последних месяцев да безудержные скачки — на мгновение показалось, что тот уголок губ глядит в его сторону и ни в чью больше. Паче того: как только пополз ход по теремной дороге, и те помянутые травяные разводы на рубахе сделались различимы для глаза, верховному показалось, будто сзади его по плечу хлопнули и рявкнули на ухо: «Гав!», да так всё явственно, что старик заозирался. Только никого сзади не оказалось, сам стоял последним в толпе, а хлопок по плечу зудел как всамделишный да тёплой кляксой расползался по всей спине. До терема ехать ещё перестрела два-три, проулки и улицы тут и там выбегали из княжеского тракта вправо-влево, и в какой-то момент верховный не увидел молодца. Просто перестал видеть. Вот катилась повозка вперёд, на Стюженя и Пряма — ехал молодой с левой стороны, вот прошла, повернулась повозка задком, покатилась прочь от места, где стояли верховный и воевода потайной дружины — не увидел старик того, в простой рубахе. Исчез. В проулок свернул что ли? И почти тут же исчезло ощущение чужих, недобрых глаз на лице, ровно таращился кто-то в упор, да так явственно, что не заметить невозможно. Ага, не заметишь тут. Как же.

Стюжень поймал взгляд Пряма, тот на своём бочонке вдруг вытянулся в нитку, дурашливо скособочил голову, распахнул глаза и вывалил язык. Старик угрюмо хмыкнул, да-да, окажется, что шейка наша не так и широка. Айда в терем, тут больше делать нечего.

* * *

— Где вы ходите? — в избушке Стюженя Перегуж обмерил все углы в самой разной последовательности: и справа налево, и вдоль, и слева направо. — Сказали же недолго будете!

— Так мы и недолго, — Прям недоумевающе пожал плечами.

— Всё у тебя недолго! — воевода погрозил товарищу пальцем. — Давайте, быстро совлекайте с себя эти тряпки, Отвада велел в думную идти.

— Так и прислал бы кого помоложе, — усмехнулся верховный, выпутываясь из верховки. — А то глядите, целый воевода на посылках!

— Ох, Стюжень, прорежу я тебе когда-нибудь бородёнку, — Перегуж улыбнулся ворожцу, как убогому. — Не помогут ни саженные плечи, ни рост!

— Ловил стерлядку, да утёк с оглядкой.

— Был здоровый, даже красивый, гороху наелся, сделался бздливый, — ощерился старый воевода, захлопал в ладоши. — Давайте, мошкара, живенько, живенько! Чую, услышим такое, остатние волосы прочь с башки полезут…

Глава 47

В думной на красном месте восседал Отвада, дальше всё по чину: бояре, служилые вроде Пряма, Перегужа и Стюженя, купечество из тех, что побогаче, посадские, старшины городских концов, выборные от рукоделов. Князь гляделся кругом сычом: ни улыбнётся, ни брови по местам разгонит — как сошлись на переносице, так и держатся, ровно волосами спутались, хренушки разведёшь. А гул в думной — он как ветер перед бурей, поди оттащи одно от другого.

— Этого нет? — только раз и спросил князь Пряма.

Воевода потайной дружины лишь головой покачал да незаметно Стюженя пихнул: ты заметил? Не Безрода, не Сивого, а «этого нет?» Старик мрачно отмолчался.

Отвада усмехнулся, мотнул головой. Нет, больше ждать никого не будем. Встал. Гул в думной тут же смолк.

— Не из-за моря прибыли, на этой земле живёте и так всё знаете, — князь встал, обвёл думную острым взглядом. — Вроде и живём по-людски, по заветам, а всё равно что-то мешает. То война накатит, то мор подкосит.