Когда я прихожу в старый лагерь, то всегда испытываю какую-то необъяснимую грусть. Сейчас он выглядит как селение, спешно покинутое людьми. Вон там виднеются еще не вывезенные штабеля грузов, а через несколько шагов натыкаешься на разбросанные ящики из-под продуктов. Немного дальше лежит полузанесенная снегом пустая бочка, а возле нее — обломки досок и консервные банки. Там, где находилась жилая палатка гидрологов, возвышается только огромная куча снега, бывшая когда-то ее снежным футляром. Перед зияющим проломом тамбура ветер шелестит листами газетной подшивки, рядом валяются старые валенки…
Эта картина бедствия окаймлена, словно рамой, высокой стеной ледяного вала, вплотную подошедшего к палаткам и застывшего в последний момент своего наступления.
Участок льдины к северу, востоку и западу представляет собой сплошное нагромождение торосов и гряды ледяных валов. С трудом перевалив через один из них, стали пробираться к предполагаемому местонахождению термометрических площадок. Долго бродили мы среди нагромождений ледяных глыб. Вот здесь, кажется, были термометры, а вот там — палатка, но сейчас нет даже их признаков. Узнать ничего нельзя. Отчаявшись уже что-нибудь найти, мы перебрались еще через одну гряду торосов, которая шла в юго-восточном направлении, и вдруг увидели небольшой более или менее ровный участок льда с какими-то выделяющимися на белом фоне снега предметами. Быстро добежав туда, обнаружили, что это две наши Г-образные рейки, по которым мы следили за стаиванием снега и льда. Недалеко в стороне виднелись аккуратно разложенные черные предметы. Оказалось, что это консервные банки, изображавшие громадный посадочный знак в виде буквы «Т». Рядом с ними находилось еще несколько вешек, оконтуривавших посадочную площадку. Должно быть, восточный кусок посадочной площадки длиной около 150 метров во время сжатия был отодвинут к югу и развернут по часовой стрелке.
Еще более интересна судьба северо-западной части старого ледяного поля с остатками посадочной площадки и маленькой палаткой. Этот кусок, весь переторошенный, был обнаружен южнее нашей новой станции. Палатка исчезла. Какие удивительные метаморфозы ледяного покрова приходится здесь видеть!
И снова весенний месяц!
Все волнуются. На этот раз даже хладнокровный Комаров не остался безучастным. Он хлопотливо бегал по площадке, проверяя, все ли в порядке, причем совершенно не заметил, как надел большую меховую рукавицу на руку, в которой была заряженная ракетница. В этот момент с ним вздумал поиграть Ропак. Отмахиваясь от собаки, Комаров нечаянно нажал на курок, ракетница выстрелила, ракета загорелась внутри рукавицы. Сбросить горящую рукавицу оказалось не так просто, и, когда бедняге удалось стащить крагу, рука уже была обожжена. Доктор Волович едва успел перевязать Мише руку, как самолет был над головами.
Лишь только самолет сел, члены экипажа попали в объятия зимовщиков. Писем не оказалось, но зато какие подарки! Вот мороженая рыба, огурцы и даже 80-килограммовая свиная туша, свежий лук и… шампанское! Но самым приятным из того, что привез Мазурук, были три ящика свежих сдобных булочек, специально испеченных для нас в Крестах-Колымских. Узнав, что на СП-2 осталось мало топлива, летчик отдал нам из своего «НЗ» большой баллон газа. Забрав материалы научных наблюдений и произведя разведку окружающего района, Мазурук улетел.